← Назад к списку годов
СТИХИ 2023
61 - не приговор
Шестьдесят один - не приговор,
Не конец всему, но тем не менее,
Я, признаюсь, с некоторых пор
Счёт веду в обратном направлении.
Силы наши с вечностью неравные -
Времени не свойственно кокетство.
Для кого-то счастье - это главное,
Для кого-то - выскочить из детства,
Научиться говорить серьёзно
И не сотворять себе кумира,
Потому что в мире этом звездном
Не хватает мира. Только мира.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Алло, капитан
- Алло, капитан, мы идем ко дну,
мы не понимаем, где теперь берега,
похоже на внутреннюю войну,
свои, капитан, бывают злее врага.
Алло, капитан, не молчи, здесь бунт,
трюмы горят, пробоинам нет числа,
люди кричат до последних своих секунд,
выхода нет и запасного весла.
Алло, капитан, что делать? Над нами лёд,
отсюда живым не выбирался никто.
Молчал капитан, взбираясь на вертолет.
- Алло, капитан, мы тонем, слышишь? Мы то...
"Она утонула, но мы обошлись без потерь, -
сказал капитан, - от стихии не убежишь".
И вздрогнул, как будто внезапно разбуженный зверь,
в кармане нащупав дрожащую мышь.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Басня про двух голубей
Два голубя сидели на окошке
в своей блестящей, фирменной одёжке
и рассуждали об отсутствии червей,
что в мире нет хороших новостей,
официанты злятся на людей,
что человек съедает всю картошку,
а хлеб несёт домой, конечно, кошке.
И тут безбашенный какой-то воробей
в одно мгновенье прыг и - слопал крошки.
Мораль сей басни старая, как свет
и ничего особого в ней нет:
пока один болтает, злится, врёт -
другой на ус мотает и берёт,
и муравей пускает дом на слом,
пока мечтами стадо кормит слон.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Бегущая строка
Последней сбегает улика -
Эпохою в календаре,
И с ней - виртуальная книга
Сгорает в реальном костре.
Дрессуре подверглась массовка,
Цензуре - рисунки детей.
Отцов гонят на расфасовку
Под будничный трёп новостей.
Стирает, сдирает конвейер
Награды и дарит венки.
Мелькнут в щебетанье кофеен
Две фразы бегущей строки.
Столичные новости сменят
Минутный негаданный шок,
Сотрётся судьбой современник
В рассыпавшийся порошок.
Бесценность ничтожной крупицы
Заметит в земле муравей,
Ползущий к воде, чтоб напиться
Нектара из лужи своей.
Сей крест он дотащит до дома
На собственном мощном горбу.
Крупица - она невесома,
Но чью-то решает судьбу
В пределах очерченных метров
Квадратных и капли реки.
А новость. . . останется в недрах
Сбежавшей "бегущей строки".
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Человек по фамилии Википедин
Человек по фамилии Википедин
Незаметен был, очень беден.
И однажды, в прекрасный вечер
Он задумал огрaбить бaнк.
Изучил все ходы Википедин,
Прочитал обо всём, вплоть до сплетен,
Зафиксировал время и встречи,
Со стола взял заполненный бланк.
В банк вальяжно вошел Википедин,
Бланк в окошко просунул, сам бледен,
Завтрак спал на столе, недоеден,
Он отправится вслед за судьбой.
И в окошке девушка милая
Написала на бланке: "Мила я
И такая же единокрылая.
Заберите меня с собой".
Как стоял, так застыл Википедин.
Даже скрип равнодушных паркетин
Для сердец был сейчас незаметен,
А предсердия прыгали в такт.
И, влекомый неведомой силою,
Он сказал: "Мы с тобой, Мила милая,
Будем рядом, обоекрылые,
Я признать предлагаю сей факт".
Он в карман положил бланк заполненный.
Приливала к лицу краска волнами.
Если так поражается молнией
Тот, кого накрывает любовь,
Он готов ради чувства прекрасного
Отказаться от плана опасного,
От себя - бедного и несчастного,
Пересилить любую боль.
Стала с Милой жизнь Википедина -
Счастьем, радостями, без трагедии,
Подрастают в гармонии дети их,
Мила вовсе забыла про банк,
Википедин забросил амбиции,
Только снится ему инквизиция,
Дом оцеплен прибывшей полицией,
И в руках у него смятый бланк.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Человек рожден как завтрак
"Человек рождён как завтрак". *
Он - незримый муравей -
Зверем движется на запах,
Как охотник - на трофей.
Есть от жизни панацея -
Неизбежное вчера.
Человек дошел до цели -
Ликвидации добра.
Зло внедрялось постепенно,
Но упорно, без стыда,
По протокам внутривенным.
Не пришла сама беда.
Ей открыли окна, двери,
Запустили в сад и дом,
Долго ждали, чтобы звери
Преисполнились добром.
Но не всё идет по плану -
Завтрак съеден на обед.
И приходится тиранам,
За отсутствием побед,
Выдавать за правду - кривду,
Тьму болотную - за твердь.
Не за гривну, не за крипту,
Не на жизнь война - на смерть.
Отравление - за опус,
За сомнение - тюрьма.
Перевёрнут старый глобус
Или он сошел с ума.
Толпы движутся парадом,
Всеми глотками трубя:
- Не стреляй в него, не надо,
Дай ему убить тебя!
*А. Арестович (фраза из интервью)
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Дед сошел с ума под старость
Дед сошел с ума под старость –
по периметру рыл рвы.
Всё когда-то начиналось
с помутненья головы.
Дед моложе был, скромнее,
извинялся, если что.
Было время, он, краснея,
дамам подавал пальто,
и у дам рождались дети –
так бывает у людей.
Дед указывал в анкете,
что не знает тех детей.
Но усадьбы и квартиры
в лучших странах раскупил,
не скупился на сортиры –
он для этого копил.
Дед не жаден со своими,
кто прислуживаться рад,
он кому-то сделал имя,
а себе – заградотряд,
стал грозой жилого дома,
расплодил хулиганьё,
жил по принципу простому:
"Всё, что есть вокруг – моё".
Никого не подпускает
и не верит никому,
вдруг, из ближнего Китая
кто-то привезет чуму.
Дед есть дед, уже не мальчик,
а живое существо,
даже небольшой бокальчик
так пьянит теперь его,
он глотает витамины,
для гостей есть протокол:
две недели карантина
и анализы – на стол.
Сам он никуда не едет,
дом его теперь – подвал,
а когда-то у соседей
он жилплощадь отжимал.
Любит он людей покорных,
помнит и добро, и зло,
он раздал своим придворным
яхты, замки и бабло,
ордена на юбилеи
(сам "согласен на медаль"),
выступал на Мавзолее
и кричал в толпу: "Зиг x@йль!"
От испуга он проснулся
в ледяном, как душ, поту,
выдохнул, перевернулся,
прошептал свою мечту:
"Только чтобы не бояться,
не упасть бы в грязь лицом,
я легко могу расстаться
с яхтой, женщиной, дворцом,
но оставь мне сладость власти –
это мой глоток вина.
если есть на свете счастье,
дай познать его сполна".
Рядом с ним дежурит стража,
часто стонет он в бреду.
Чтоб избегнуть саботажа,
первым пробует еду
повар, кто ее приносит –
дед и сам служил в Чека,
знает, что в любом вопросе
умный лучше дурака,
понапрасну не рискует –
слишком высока цена,
люд не выйдет на Тверскую
за него, за пацана
Ленинградской подворотни
и ее районных банд.
Повезло ему – из сотни
он как верный адъютант
перешел в разряд элиты,
щедро отселил жену,
слуги все и айболиты
каждый день сдают слюну
на наличие микробов
и опасного родства,
даже у последних снобов
тут закончились слова.
Всё понятно: кто уехав,
кто оставшись, метит вверх,
каждый тянется к успеху
до тех пор, пока не сверг
самый близкий и надёжный –
всё продаже подлежит.
Дед ступает осторожно,
он собою дорожит.
Кто еще захватит земли
всей Земли и всех планет?
Дед особо не приемлет
тех, кто отвечает: "Нет".
Впрочем, в нашей коммуналке
все согласны с ним давно.
Кто вступал с ним в перепалки,
либо выходил в окно,
либо вдруг – несчастный случай
при отказе тормозов.
Дед бывал чернее тучи,
если не имел тузов
в рукаве или в матрасе –
деду нужно торжество,
а тузы его в запасе
ждали часа своего.
Но случилось всё иначе:
разворованный бюджет,
дом разваливаться начал,
и пошел крутой сюжет:
всполошились командиры
старой питерской братвы,
по периметру квартиры
и двора дед вырыл рвы.
Мы теперь в стеклянной банке,
окруженные врагом,
все работаем на танки,
а точней, на деда дом,
здесь мы проживаем тоже,
только выхода в нем нет.
Тусклой лампочкой в прихожей
проникает белый свет.
Дед, как будто, в тяжкой коме
от того, что, твoюмать,
кто?! Актёришко и комик
смог его переиграть?!
Дед простить не может это,
он, как будто, в неглиже,
понимает, что планета
не в его руках уже.
Он теперь лишён величья,
у него пропал покой.
Тем заметнее отличье
между мyкой и мукой.
Перемолотые жизни
мельницею ветровой –
ностальгия по отчизне
и верёвке бельевой.
Дед умел испортить судьбы,
а себя – переобуть,
куплены бандиты, судьи,
из людей убрали суть.
Нефть, алмазы, изумруды
откачали из земли.
Встали в очередь иуды,
держат смятые рубли
и не знают, что им делать,
как спасти себя – не мир,
старый дед – всего лишь тело,
в прошлом – мировой кумир.
Кто-нибудь ему скажите:
дому нашему хана
и глядит из всех укрытий
обнулённая страна.
Сколько глаз хватает, рвами
вся она окружена
и обложена дровами,
и кружатся кружева
исторических агоний –
есть еще один виток.
Дед, оставь наш дом в покое,
дай пожить еще чуток.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Девять жизней
Мне бы тоже девять жизней,
Как у моего кота,
Я бы всё распределила
На свои места.
В первой жизни, черновой,
Присмотрелась бы я к миру,
Чтоб понять, кого кумиром
Назначает род людской.
Все кошачьи повадки
Изучила бы сполна.
Я бы так играла в прятки,
Что сдавалась бы луна.
Жизнь вторая - развлечение
С поздней ночи до утра,
Вольные перемещения,
Освоение двора,
Подчинение района,
Рекогносцировка сил.
Нью-кошачие законы
Мой бы штаб провозгласил.
Я бы правила всем миром
Всех когтистых, вплоть до львов,
И назначила б кумиром
Лучшего из всех котов.
Третьей жизнью и четвертой
Я б распорядилась так:
Занялась бы шерстью, мордой,
Не боялась бы собак.
Я бы с ними подружилась -
И защита, и покой,
А большого старожила
Сделала б своим слугой.
В пятой жизни можно смело
Баллотироваться в львы.
Я могу пойти на дело,
Не боюсь дурной молвы.
Я придумала бы слоган,
Например, "Коты за мир",
Всем - от мышки до бульдога -
Я дарила бы зефир
За прошедший мирный день,
Мирную неделю,
Чтоб коты среди людей
Только молодели.
Жизнь шестая - для здоровья:
Зубы, когти подточить,
Привести в порядок брови
И манеры подучить.
Я б освоила охоту
В совершенстве, как деды,
Разлюбила б антрекоты,
Не боялась бы воды.
Поплыла бы в жизнь седьмую
В окружении китов -
В глубину ее морскую
Не ступало лап котов.
Я бы стала самой первой
Лучшею из всех сортов,
Со своею рыбной фермой
Для клыкастых мяу-ртов.
Я, конечно, не забыла
О котятах - пять раз в год.
Я бы бережно хранила
Всех кошачьих от невзгод.
Чтоб не смог котам безумец
Страх нести своим вредом.
Убрала б усатых с улиц,
Каждому нашла бы дом.
Кошку старую, слепую
Не сдала бы я годам.
Предпоследнюю, восьмую,
Посвятила бы котам.
Жизнь девятая пошла бы,
Как по маслу, у меня,
Пусть не те уже масштабы,
Но крепка моя броня.
Не нужны котам деньжищи,
Главное - не поглупеть
За все эти девять жизней
И, конечно, всё успеть.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Диалог на пляже
Песня здесь
- Ой, Вань, гляди-ка, самолётики,
Блестят, как наши Жигули.
Смотри, какая в них эротика.
- Ты, Зин, объелась конопли.
Ты что, забыла, правда, Зин,
Что я сказал в одну из зим,
После твоих, Зин, именин?
"Кранты нам, Зин".
- Послушай, Вань, сейчас мы в отпуске,
Иди, вон, в море окунись,
А ты всё рыщешь, Ваня, вот бы, с кем
Нажраться и уснуть, окстись.
К тому же, этот отпуск, Вань,
Как оказалось, просто дрянь.
Вон, дрон летит в такую рань,
Смотри-ка, Вань,
Снимай меня на фоне облака,
Ой, как красиво там горит.
Мы фоточку отправим отроку
И скажем, что метеорит.
К тому же, отрок наш, Иван,
Он не такой, как ты, болван,
Ты продавил уже диван,
Ты что, Иван?
- Ты, Зина, часом не свихнулась ли
Аль выпила какую смесь?
Я в злом бы заподозрил умысле
Тебя бы, Зин, за эту спесь.
К тому же, отрок наш с тобой,
Как ты, рехнулся головой,
Он, вместе со своей братвой,
Всё рвётся в бой.
- Ты, Вань, не помнишь, как мы ехали?
Тебя искали по пивным,
Найди с твоими, Вань, утехами.
- Ты, Зин, хотела ехать в Крым.
К тому же, Зина, каждый раз,
Когда взрывается фугас,
Ори себе: "Какой же класс!"
В противогаз.
- Ой, Вань, а пляж-то переполненный,
А говорили: ни души,
А чтой-то, Ваня, там, за волнами?
Какой кораблик к нам спешит!
- Ты, Зина, точно, не у дел,
Да, и к тому же, есть предел,
Я от стыда, Зин, поседел.
За что сидел?
- Ну, до чего же ты занудлив, Вань,
Нет, я, ей-Богу, закричу,
Ты, Ваня, точно, как твоя мамань,
Сходил бы, Ваня, ты к врачу.
- А ты, похоже, правда, Зин,
Какой-то сожрала токсин,
Я помню, как кору с осин
Срывала, Зин.
- Я, Вань, за сына и за родину,
А ты, смотрю, не патриот,
Да я ж тебя облагородила,
Ты ж оказался антипод.
- Ну, и словечки, ясно, Зин,
Я сам сгоняю в магазин,
А ты поплавай или, Зин,
Хлебни бензин.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Дуня
Дуня с подружками флагом трясёт во дворе
И повторяет всё, что сказал главарь.
Внука на фронт спровадила в январе,
Будто недавно ему покупала букварь.
Дуня к здравому смыслу стала глуха,
Всё, говорит, готова царю отдать,
Что накопила, работая в ЖЭКаХа,
Только плохого о нем не желаю знать.
Из "заграницы" - Орехово-Зуево - Дунин предел,
К царским палатам съездить и к мавзолею,
Очередь отстоять недельную в здравотдел,
Платье купить и шиньон себе - к юбилею.
Пересчитать на книжке приход-расход,
Посокрушаться: "Всё было до обнищанья".
Слёзы смахнуть, слыша, Алла "Маэстро" поёт,
Песни ее зазубрены, как завещанье.
Дуня смирилась с тем, что идет ко дну,
Что оказался пустышкою счёт рублёвый.
Я, говорит, потому и любила страну,
Что родилась и жила в ней сама Пугачева.
Дуня совсем одинокая, но не одна,
Может включить компьютер - и Алла рядом.
Дуня уснёт под "Маэстро", и с нею - страна,
Всё же, одна такая, другой не надо.
Дуню разбудит резкий третий звонок,
Вот и соседки-подружки в дверях, на заре.
Дуня накрасит губы, подправит чулок
И флагом пойдет трясти на холодном дворе.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Душною ночью в июле
Душною ночью в июле
В кухне летали кастрюли.
Раньше там было спокойно,
Раньше там было "люблю".
Папа уехал. Ушел. Улетел.
Папа обидеть меня не хотел.
И разбудить не хотел.
Я притворялась, что сплю.
Струсила. С малой душою,
Так и не стала большою,
Там и осталась, в ребенке,
Не понимающем суть.
Папа. Уехал. Ушел. Улетел.
Только тогда еще был не предел.
В облаке облики вижу его,
Небо пытаюсь качнуть,
Хватаюсь одной рукою
И прижимаюсь щекою
К теплым воздушным потокам,
Другою - машу журавлю.
Надежда - предатель известный,
В ее экипаж многоместный
Запрыгнула я в ту минуту,
Когда притворилась, что сплю.
Ехала все эти годы
И провожала восходы,
Зная: простит, как и прежде,
Маленькую, но ложь.
Глухи звуковые барьеры,
Не слышно - в отсутствие веры.
И что ты предъявишь надежде,
Что ты с надежды возьмешь?
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Два друга
Знакомые с детства, они изучили все улицы
В окрестностях мира, где нет полосы разделительной.
Открытые раны у первого - не зарубцуются,
Второму - из всех падежей станет ближе винительный.
Два шара земных не пришли к одному знаменателю.
Один, как скала, несгибаем, второй - уязвимее -
Поверил, когда его друга назвали предателем
И больше не хочет к нему обращаться по имени.
И все же, судьба обожает делиться сюрпризами,
Где каждый становится если не главным, так знаковым -
Отъездом из детского мира во взрослый, безвизовый,
Где люди смеются на всех языках одинаково.
На небе у них, говорят, было личное облако,
Они наблюдали оттуда за нами под водочку,
Закуску делили - одно раздобытое яблоко.
На память о дружбе осталась потертая фоточка.
Они оказались в окопах по разные стороны,
Узнали мгновенно по голосу, меж канонадами.
И тот несгибаемый, так и не смог скрыть за стонами
Всю радость от встречи, какую не выразить взглядами.
Но только второй, близкий друг, весь трясясь от волнения,
Сказал, что в былое, прошедшее, не возвращается.
А позже он так и не сможет найти объяснение:
Кто прав - тот, кто верит всему или кто сомневается?
И он до сих пор оправдание ищет во всех хрестоматиях
И в том, что сказал на прощание: "Саня, прости меня".
Но сам убежден, что покончил в то утро с предателем
И больше не хочет к нему обращаться по имени.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Дважды два
– Дважды два, – говорили, – пять.
Потихоньку учили врать,
Но считали и стар, и млад –
Выходило четыре, брат.
Ты считал и она, и он,
Что у правды один закон,
Неизменный, как дважды два,
Как единственные слова.
Сколько выучил ты таблиц,
Сколько видел различных лиц,
И никто не посмел сказать:
– Дважды два не бывает пять.
Из экрана уже неслось,
Что слетела земная ось,
Что кругом кровожадный враг,
И что враг совсем не дурак,
Сразу целая рать врагов
Обступает со всех берегов.
Появился отряд бойцов
Из заслуженных подлецов,
Из народных, поющих ртом.
Место, занятое шутом,
Не бывает пустующим,
Вот, и очередь из мужчин,
Вот, и женщин молчащий фон
Из сестёр, матерей и жён.
В детской азбуке – грозный танк.
И уже не споёт Вахтанг –
Ни годов, ни богатства нет,
И уже не трибун – поэт,
И уже не пример – кумир,
И сажают теперь за "мир"
И за "воблу", и за "вoйну",
И за мужа, и за жену,
Всё бросает один актёр,
Остаётся другой, хитёр
И при этом, еще дурак,
С другом этим не нужен врaг,
У него дважды два всегда
Там, где выгода, вы-го-да.
Увеличивает экран
Возраст, вес и любой обман.
Вот, и шепчутся в очередях:
– Что показывают в сетях,
Что вскрывают! На всё есть лом,
Всё когда-то идет на слом.
Начинают друзья утверждать:
– Дважды два не четыре, а пять.
Угрожают расправою всем,
Кто путем хитроумнейших схем
Приготовился опровергать
То, что дважды два теперь пять.
Где же правду найти, наконец?
Ничего не ответил отец.
Он газетой весь день шелестел
И лежал, в одну точку глядел,
Бормотал: "Думал, мы не такие,
Никогда не пойдем мы на Киев".
И дрожала от страха мать:
– Два умножить на два будет пять,
Умоляю, пусть будет так,
Ты ни нам, ни себе не враг.
Из печи вынимала пирог
И шептала: "Прости, мой сынок".
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Дождь галопом бежал по реке
Дождь галопом бежал по реке,
Небо в съехавшем вбок парике
Раскидалось на тысячу вёрст,
Полоща свои кудри в воде,
Как чужое белье на суде.
Дождь с размаха упёрся в блокпост.
Документы достал из ведра
(А ведро ввёз он из-за бугра),
Но границу закрыли ему
Стражи неба: "Иного не жди,
Тут, у нас, отменили дожди,
Вся граница, как видишь, в дыму".
Что он сделал, понять дождь не мог -
Он всегда возвращается в срок,
Всё решали они сообща,
Но ни солнце, ни Марс, ни Уран
И никто из приятельских стран
Не помог, обещать - обещал.
Все молчали, набравши воды,
Кто в колодец, кто сразу в пруды.
Дождь сказал: "Без меня вам беда".
- Обойдемся, добудем из недр,
Продырявим еще километр,
Только ты не вернешься сюда.
Ждали сёла его, города,
Не въездной, не входной никуда,
Пересохла земля на корню.
Где-то солнце спалило ее,
Где-то выклевало воронье,
Дождь отсутствовал в скромном меню.
Так и слёзы ушли, не спеша,
Русла высохли, ссохлась душа
И похожа теперь на культю.
А недавно был полон весь мир,
Создавал этот мир ювелир,
Только въезд запретили дождю.
Он, на фоне любых новостей
Облака превращать мог в зверей,
Даже слон был в одном башмаке,
Ни кнутов в небесах, ни хлыстов,
Ни оружия, ни блокпостов,
Дождь галопом бежал по реке.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Дядя Пу и дядя Си
Дядя Пу и дядя Си
Вместе ехали в такси.
Дядя Пу чуть ближе жил,
Дядя Си и предложил:
"Я могу вас подвезти,
Нам ведь с вами по пути".
Дядя Си и дядя Пу
Говорили про судьбу,
Про работников, что стали
Нагло ездить на горбу,
И вообще, они бы оба
Всех их видели в гробу.
Дядя Пу и дядя Си
Долго ехали в такси -
Через реки, через горы
Буераки, косогоры,
По Уралу, по Сибири.
Дядя Си в тугом мундире
Был немного полноватым,
Пу - невинно виноватым
В том, что не исполнил план.
Договор дороже денег -
Знает поп и неврастеник,
И агностик, и бездельник,
И последний истукан.
Дядя Пу хотел богатства,
С ним - пожизненного царства
И добавочных земель
К своим тысячам гектаров,
К слиткам золотым в амбарах.
Сшил он новую шинель,
Справил маршала погоны
И отправился с поклоном
И смиреньем к дяде Си.
- Не оставь меня, кум милый,
Сохрани мне яхты, виллы,
Сам, что хочешь, попроси".
Си смекнул, потом подумал:
- Я тебе прощаю "кума",
Но за это, дядя Пу,
От Урала и к востоку,
Вдоль всего газопотока,
Принимай мою толпу.
Говоришь, ты с места - в дамки?
Отправляй солдат и танки.
Обещай, что за три дня
Прошагаешь пол-Европы
Своим фирменным галопом
Без фатального огня.
Дядя Пу пообещал.
Но с тех пор пообнищал,
Сна лишился и ковриг,
Обещанье не исполнил.
Си не злобен, но запомнил
Провалившийся блиц-криг.
И сегодня сел в такси он
Не в мундире, а в таксидо -
Джентльменский разговор:
-Миллиарду наших - тесно,
А тебе, мой Пу, известно
То, что с некоторых пор
Людям не до воспитанья,
Мы давно уже питанье
Из пластмассы создаём,
Поезда идут сквозь зданья,
Полон наш народ страданья,
Не избалован жильём.
Дядя Пу под звук мотора
И текучесть разговора
Норовил прикрыть окно -
Он боялся тьмы и ветра,
И дистанцию в два метра
Соблюдал давным-давно.
Дядя Си ценил прохладу,
Он вторые сутки кряду
Открывал окно в такси.
Но борьба была напрасной,
И поссорились ужасно
Дядя Пу и Дядя Си.
Си сказал:"Твои причуды
Комментировать не буду".
Пу ответил: "Хрен с тобой.
Замочу тебя в сортире,
Привязав к ногам две гири,
Если споришь ты с судьбой".
Си молчал и улыбался,
Он платить не отказался
За совместное такси.
Пу с досады хлопнул дверью.
- Никому, - сказал, - не верю,
Все измазаны в грязи.
Си еще неделю ехал
Мимо станций и станиц,
В предвкушении успеха
В расширении границ.
Только, вот, у дяди Пу
То в ходьбе сведёт стопу,
То согнёт в подкову спину,
То вдруг высохнет в зобу.
Дядя Пу уже решает:
"Может, спрятаться в Китае,
В окружении стены?"
А пока у Пу вопросы,
Си, как подобает боссу
Увеличенной страны,
Чертит план своих угодий
Под восточный дух мелодий
И под запахи весны.
Но разведчики не дремлют,
Мониторят небо, землю,
Видят спутники с орбит:
Стол, закуска, иваси,
Банька русская из кедра,
Гвардия - на километры,
И сибирские пельмени
Лепят вместе Пу и Си.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Друзья, коллеги и знакомые
Друзья, коллеги и знакомые,
И незнакомые совсем,
Я, кажется, нашла искомое
В неисчерпаемости тем.
Я далека от идеальности,
Ну, чуть подточены клыки.
Моя иллюзия реальности
Вчера распалась на куски
От ваших слов - любви дарения -
Они дороже, чем алмаз.
За мой не первый день рождения
Спасибо каждому из вас.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Ехал всадник на белом коне
Ехал всадник на белом коне по закатному вечеру,
Там, где небо граничит с землей, осторожно подсвечено
Виртуозом, ваятелем света с безмерной фантазией,
Без диплома солидного, что он окончил гимназию.
Ехал всадник на белом коне по ночному безмолвию,
Грозы, ливни сбивали с пути ослепляющей молнией,
Горы падали в синее море, тонули в бездонности,
Но желание жить не зависело от освещенности.
Ехал всадник на белом коне по рассвету прохладному,
Думал конь: трудно было бы другу его безлошадному
Из пугающей ночи вплетаться в палитру рассветную,
В это буйство цветов и поездку, одну, безбилетную.
То ли всадник конем управляет сговорчивым,
То ли конь говорит на своем языке неразборчивым.
И закованы ноги в пути в металлическом стремени,
Жизнь - всего лишь отрезок на линии времени.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Ехала в поезде
Ехала в поезде, слушала музыку
хора ритмичных колёс,
с каждым затактом железные мускулы
мне задавали вопрос:
Кто был создателем ритма сердечного?
Как этот миг уловить?
Днями-ночами стучат сердца встречные
и заплетаются в нить,
и подключаются к общему серверу,
мысли оттуда берут,
он простирается с юга до севера -
нитей бесплотных маршрут.
Кто варианты создал бесконечные
с разным рисунком ладош?
Кто проектировал связь скоротечную -
чисто сердечную ложь?
Кто заработал на свой лучший памятник,
тот, что не гибнет от пуль?
Кто разгоняет неистовый маятник,
где его кнопочный пульт?
Кто там начальник у ритма сердечного?
Как он командует "Жить!"
Но объявили над ухом конечную,
было пора выходить.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Это была борьба
Это была борьба
Бешеных двух стихий.
Сорванная резьба,
В кучке золы - стихи.
Нам не хватало слов,
В горле сошлись шумы.
Нас до того трясло,
Что треснуло наше "мы".
Спесь лобового стекла
Ветер срывает вмиг.
Я без тебя не могла,
Ты без меня не привык.
Нам не хватало сил,
Крик выливался в стон,
Вихрь за окном голосил,
Не попадая в тон.
Вьюгой с календаря
Ловко срывал года.
Лопались якоря,
Дно принимало суда.
Очередь годовщин,
Зеркальца болтовня.
В ломаной сетке морщин
Нет ничего от меня.
Но мы на одном берегу,
Ты мне не враг - двойник.
Я без тебя не могу,
Ты без меня не привык.
Горько смеётся судьба,
Уши ее глухи.
Сорванная резьба,
В кучке золы - стихи.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Где прячет кисти осень?
Где прячет кисти осень?
И сколько весит лето?
И почему нет вёсел
У диких горных рек?
А может быть, у ветра
Особая диета?
А витамин для вёсен?
Где у дождя ночлег?
И как зима не мёрзнет
В полярные морозы?
Как звёзды строят глазки?
С кем у весны роман?
Какого цвета воздух?
О чем мечтает роза?
Где покупает краски
Предутренний туман?
Куда сбегает небо,
Когда гремят раскаты
И крика, и орудий?
И как не плачет дождь
По уходящим детям
С их Ноевым ковчегом
Собачьим и кошачьим?
У грома сын иль дочь?
И даже как-то странно,
Что гром не в психбольнице
За самовольный выход,
Когда никто не ждал.
Что молния сигналит?
Где у луны глазница?
Кто первым начинает
С Везувием скандал?
Кто это всё придумал?
И что за трафареты
У крохотных снежинок?
И что за микроскоп
В руках у снегодела
Величиной с планету?
Расстёгнутому небу
Поможет ли окоп?
Кто допустил ошибку
В компьютерной программе,
Когда "ничто" решило,
Что стать сумеет "всем"?
Кто создал человека,
Который сам разрушил
Весь мир до основанья
И сам исчез затем?
© Валерия Коренная
↑ Наверх
И тогда я ушла от него в конуру
Видео из цикла "Пишу и говорю" здесь
. . . И тогда я ушла от него в конуру.
Я осталась домашней, смешной поутру
и всё так же шутила, встречала гостей,
обсуждала культуру и мир новостей
и пекла, как он любит, с повидлом, блины,
и смеялась, взлетая на гребне волны
в беспечальной Ямайке, где пальмы и пляж,
и приносит коктейли услужливый паж,
улыбалась соседям и селфям своим,
говорила, "нам вовсе неплохо двоим,
мы готовы на острове жить, не тужа,
его тело со мной, значит, рядом - душа".
Тело было со мной, а душа - далеко,
тонкой ниткой она проскользнула в ушко,
он о чем-то жалел, что-то он упустил,
у него не хватало желанья и сил
быть сейчас, здесь, где я,
где оранжевым - небо, зелёным - земля,
где взлетает и падает с грохотом жизнь,
где мы сами себе, как в кино, типажи,
нам знакома эпоха и песни одни. . .
Я тогда наболтала немало фигни,
теоретиком счастья себя назвала
и однажды, внезапно, я всё поняла -
(я пекла в это время с повидлом блины)
без потерь не бывает холодной войны.
Я потеря его, хотя и жива,
остальное - пустое, и взгляд, и слова,
я отсюда не выйду - что снег, что жара,
мне тепла и уютна моя конура.
Он не спорил со мной, я была, как игла
из какого-то прочного сорта стекла -
не ломаюсь, не бьюсь, улыбаюсь лицом,
для кого-то, возможно, служу образцом
философского взгляда на массу проблем,
конура помогает решенью дилемм.
Я смотрела кино из своей конуры -
неба было не видно, пустели дворы,
на собаках - галоши, на людях - долги,
телевизор внушает, что всюду враги,
уносило одних, запряженных фатой,
заносило других, как песком, беднотой.
Он ходил, словно робот, работа как фронт,
всё пытался приблизить к себе горизонт,
я, всё так же, шутила, встречала гостей,
обсуждала культуру и мир новостей
в затянувшейся фазе проклятой войны,
только он не увидел, что комом - блины,
а срывая листочки в календаре,
не заметил, что я много лет в конуре.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
И ты решила как-то вечером
. . И ты решила как-то вечером
(Могла и днем, не в этом дело-то),
Что словом всё увековечила,
Вплоть до момента охладелого.
Была до обморока счастлива,
Постигла полные полярности,
Ты знала: надо быть участливой
И расставаться с благодарностью.
Ты много раз такое делала -
То, становясь святее ангела,
Всё отдавала, что лелеяла,
То вспыхивала ярче факела.
Теперь ты привела все доводы,
Без фанатизма, без апатии,
Потом инвентарем садовым ты
Всю жизнь свою перелопатила.
И в том саду, где корни старые
Отпочковались, но не вымерли,
Где голос твой поёт с гитарою
(Пока его еще не вывели
Со старых плёнок намагниченных,
Пока он не объявлен вражеским),
Ты между листьев, в земляничинах,
Ответ увидела: неважно с кем
Ты рядом в золоченой рамочке -
С какой секундною случайностью -
От кокона до летней бабочки
И дальше, до бескрайней крайности,
Не могут быть напрасны хлопоты –
Ты не нашла рубин с алмазами,
А что искала в точном слове ты,
Всегда - в звучании не сказанном.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Все пожелания из "раньше"
Все пожелания из "раньше", как оказалось, детский сад,
Мы с вами меж двумя кострами - предaд и aд.
Не ведали, что и такое может быть, Адaм и Евa,
Представить не могла бы королева,
Что стадо баранов с собой поведёт баран,
Что будет трусливо молчать Вaтикaн,
Глядя на то, как его же сыны
Благословляют богoв вoйны,
Как на коленях ползут к своей смepти,
Как пoхoрoнки идут не в конверте,
А молодою картошкой (мешок),
Грамотой в рамке, от мэра стишок,
Сына портрет - украшение стен,
Он так и пoгиб, не вставая с колен.
Движутся плотным потоком спящие зомби,
И больше не видится секса в грудастой секс-бoмбе,
Сбиваются точным прицелом уютные гнёзда,
Летят ослепительно вниз и спиваются звёзды,
Сливаются явки, пароли, понты и кумиры,
Сдаются без боя под белым флажком и дворцы, и квартиры,
Перья, колготки, прозрачные топы -
В топку, долой, так сберечь можно $опы,
В смысле буквальном, тому есть немало причин,
И будет у театра Большого - сходняк запрещенных мужчин.
Забудьте, что раньше и опера слух вам ласкала,
Теперь выступают убийцы из зала в Ла Скала.
И новые дети от этих убийц появятся вскоре,
И станет привычною жизнь в военном декоре,
А кто-то прочтет нелегальные книжки о детстве
И скажет: не всё так прекрасно у нас в королевстве,
Где, чтобы не видеть - зашторивают,
А место укуса, как делает клещ, обезболивают.
Где сходятся передовые умы
На круглосуточный тир во время тюрьмы.
Друзей и врaгов, и приятелей - всех запретили,
Убрали рубильники, небо зарешетили.
Вывели всю деревенщину - она не приносит сынов,
Зорко следят, чтоб "эти женщины" не расшатали основ.
Мясо уложено в дырки от бубликов, а установки - в мозги,
Очень легко объяснить этой публике, что виноваты враги.
Вмиг упразднят человекодвижение, всех убежавших отловят к весне,
А затрудненья решат размножением, ежели секс еще будет в стране.
Тропы, тропинки, дороги нехожены и не обучено столько детей.
Гвозди не вышли из них, значит, сможем мы зэков наделать из этих людей.
Мы приручаем животных - от лошади и до толпы, что зовем мы "народ",
Чтобы на главной, на Красной, на площади установили большой эшафот.
Мы призовём миллионы бессрочников, им в паспортах нарисуем печать,
Мы разветвим наши сети доносчиков, чтобы они не устали стучать.
Всё нам известно, кто чем занимается, спрятаться вряд ли удастся в кусты.
Ну, а для тех, кто еще сомневается, места довольно вокруг Воркуты.
Кто-то пускай разбирается с кармою, кто-то долечит свой радикулит,
Глядя на эту сдуревшую армию из на карачках ползущих лолит.
Ты сомневаешься в человечестве, только не в том, что скоро весна.
Всё остальное привычно в отечестве - страх, нищета, пустота и вoйнa.
А сумасшедших везде в изобилии -
Вон, Санта Клауса снова избили, а после - вообще, отменили.
Но, как бы то ни было, он, Новый год - это надежда на свет,
Хотя бы на этом отрезке прожить без бед,
Чтоб дети видели добрые сны,
И да, "лишь бы не было больше войны".
Чтобы все тоннели в ад задраили.
Победы Украине и Израилю.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Как время проводить ночами
Как время проводить ночами?
Стоять - коленками на соль,
И чтобы нянечки ворчали,
А я, в углу своем, Ассоль
Придумала воображеньем
И стен раздвинула края,
Так угол стал моим рожденьем,
Из точки вырастала я -
Из малолеток, несогласных
С жестокой взрослостью сердец
И потому, всегда опасных,
Как незакрывшийся рубец.
Издревле их сажали на кол,
Жгли всенародно на кострах.
Ценился тот, кто одинаков,
В ком грех и первородный страх.
Иных - лицом к стене позора,
Травили ядом острых стрел,
Петь разрешали только хором,
Солистов гнали на рaccтрел,
На показательный, бессудный,
(Судов не видно в небесах).
Узор стены стал чудным судном
С ветрами в алых парусах.
И я неслась за теплым ветром,
Дрожа на ледяном полу,
В своем желании заветном:
Найти кощееву иглу.
Так и летала вольной птицей.
Коленки вылечила соль,
И стала в сны мои проситься
Стоящая в углу Ассоль.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Казалось бы: уроки пройдены
Казалось бы: уроки пройдены,
остался горький привкус Родины
не на губах,
а в сердце, требующем истины,
но истина под слоем извести
спит в погребах.
Есть в памяти горчинка сладости
и правота - в костюме святости,
она проста:
нельзя быть дирижером подлости,
у подлости нет срока годности,
как у плута.
Она - замедленного действия,
ее ухмылочка злодейская
есть знак чумной,
он вырастает из подляночки,
как власть советов - из гражданочки,
что рвется в бой.
Мы были злостные прогульщики,
искали золотые ключики,
шли напрямик,
мы грезили счастливым будущим,
оно явилось слишком буднично
и скрылось вмиг.
Но мы успели что-то выучить,
мы из себя умеем вымучить
источник бед.
Казалось бы: уроки пройдены,
остался горький привкус Родины,
которой нет.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Каждый пишет свой сценарий
Каждый пишет свой сценарий,
где себе отводит роль,
выбирает список арий,
подбирает ми-фа-соль
на потертой балалайке,
кочегарит никотин,
освежает крылья чайки
позолотой для гардин,
ремонтирует кулисы,
создает пространство сцен,
репетирует с актрисой,
недовольной ростом цен,
пишет музыку для пьесы,
отбирает парики,
ищет, чем закончить "Бесов",
если рядом нет реки,
пилит мужика и доски -
декорации страны,
для массовки шьет матроски
и защитные штаны,
обсуждаются дебаты,
прогнозируют умы:
два последних кандидата
стримить будут из тюрьмы,
текст актёры повторяют,
ждёт своей команды свет,
билетёры проверяют,
есть ли воинский билет,
ссорятся в кордебалете,
хор бесстыже пьёт вино,
ищут главного в буфете,
режиссера - в казино,
а солист, готовый к бою,
у себя увидел плешь
и теперь - в глухом запое,
с ног сбивается помреж -
где найти ему замену -
"show must go on" вовек,
если уходить со сцены,
то как смертный человек -
попрощаться и забыться,
глядя в море, на закат,
выпить, выкурить, напиться,
сделать то, чему ты рад.
Где-то там, в пространстве света,
тайну сохранит букварь,
так и промолчав с ответом:
человек - творец иль тварь?
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Когда разводят мосты
Когда разводят мосты -
ломают гитарный гриф
на самой красивой песне.
Когда разводят костры -
блики оранжевых грив
машут небесной бездне.
Когда разводят сады -
корни уходят в землю,
листья стремятся к свету,
оставить свои следы
хочется каждому стеблю -
артисту кордебалета.
Когда изводят людей,
недавно еще любимых,
недавно еще родных,
сделанных не из гвоздей,
не самых непоколебимых,
тогда убивают их.
Когда разводит беда,
общая и большая,
не терпящая обид,
то между людьми вода
падает, их иссушая,
это их боль говорит.
Когда уходит любовь -
это не вниз ступенька,
это - еще ступень
наверх, где сильнее боль,
где злей, чем судьба-злодейка,
пустой, нежеланный день.
Когда уплывает гордыня,
сходятся молча мосты,
даже не виден шов,
так и в безбрежной пустыне,
где-то, внутри пустоты,
ты знаешь, что всё хорошо.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Красивая, яркая, стройная
Красивая. Яркая. Стройная.
То пишет ему, то звонит.
То спросит про жизнь беспокойную,
То скажет: «Замучил бронхит».
Попросит лекарство аптечное,
Добавит, что холодно ей.
Роскошная и безупречная,
Без мужа, проблем и детей.
Красивая. Стройная. Яркая.
Сама пригласит в ресторан.
Горящей снабдит контрамаркою,
Но не пойдет на таран.
Она понимает: женатый он,
Что, в общем-то, и хорошо.
Но разве она виноватая?
Он сам, как известно, пришел.
Мелькнули мгновения жаркие –
Три года ждала у окна.
Красивая. Стройная. Яркая.
Так и осталась одна.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Кто проиграл, тот платит
В общем, чувак, смотри, здесь такой расклад:
кто проиграл, тот платит по всем счетам,
да и общак - не твой персональный клад,
с каждым случиться может: не рассчитал,
ты отойди в сторонку, мол, так и так,
братцы, попутал черт, заложил дружок,
мы же свои, не звери, не "бундестаг",
всё понимаем, брат. Но с тебя - должок.
Ты нас лишил всего, что имели мы -
яхты, резорты, лыжи сменил автозак,
мы не рабы твои - обезземелены,
мы обезглавлены из-за тебя, чувак,
наша баланда, братец, уже не та,
нету икры заморской, да с балыком,
вместо Мишленов, в желудках у нас пустота.
Если ты так и будешь у нас вожаком,
мы целой зоной дружно пойдем на дно,
сколько ты наших уже послал на убой,
так что, чувак, теперь выбирай одно:
или покончить с войной, или - с собой.
Ты для отваги выпей горілку з перцем -
надо в конце игры платить по счетам.
И на конце иглы дрогнет жестокое сердце -
с каждым случиться может: не рассчитал.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Им не объяснить
Им не объяснить, что жизнь - сокровище.
Тонкостям таким не учит мать.
У зверья рождается чудовище
С функцией единой - убивать.
На другой орбите - наша братия,
Полная жизнелюбивых дум.
Может, стоит выключить эмпатию
И включить обыкновенный ум?
И увидеть, как слепы создатели,
Невозможно ведь уразуметь,
Как их оболваненные матери
Производят сыновей на смерть
И мечтают, чтоб о них со всех страниц
Говорили сто веков подряд,
Чтобы семь десятков юных девственниц
Встретили у входа в райский ад.
Вместо эшафота или камеры,
Залитое злобой существо
Требует с трибуны или кафедры
Пожалеть убийцу твоего.
Зло свое удвоит население,
Отойдёт эпоха в забытьё.
И забудут через поколение:
У зверья рождается зверьё.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Мама собирала клюкву
Мама собирала клюкву,
Из нее варила морс,
Сын писал в тетрадке буквы,
Спал, похрапывая, мопс.
Клюква в доме, как вакцина
От ангины, гриппа, слёз.
Морс готовила для сына,
Но вылакивал всё пёс.
Мама сына провожала,
В термос наливала морс,
Тёплые носки вязала,
Чтобы мальчик не замёрз.
Клюкву доварила мама,
Зазвонил звонок дверной,
Ей вручили телеграмму
И сказали: "Сын - герой".
Не уехал сын на запад,
Не вернулся он домой.
Морса клюквенного запах
Долго плавал над землёй.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Между эпохами
Вот, и она оказалась между эпохами.
Шпаги времён сошлись не на льду - на кожице.
Помнит, когда на скамейках старушки охали:
"Только бы не война, остальное сложится".
Время пройдёт, боль отплачется, отгорюется,
Высохнет до глубоких доньев слеза солёная.
Женщина осторожно выйдет на улицу -
Стонущую, израненную и опалённую.
Женщина тоже изранена, но не убитая,
Знает, тепло идёт после злючего холода,
Помнит, как свет нашла со своей орбитою,
Прочим - передавала привет от Воланда.
Как улетала вдаль Маргаритой рыжею,
"Жизнь сама по себе - наркоз", - говорила радостно
И приземлялась на крыши между Парижами,
Где-то на грани света и тьмы стоградусной.
Женщина будет идти меж домов заколоченных,
Там, где земля от разрывов беспомощно корчилась,
Вдоль бесконечной, глухой, запылённой обочины
И бормотать: "Слава Богу, война закончилась".
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Сколько бисера
Сколько бисера было разбросано,
Сколько слёз утекло в никуда.
По щекам хлестал ливень вопросами,
Уносила ответы вода.
Я громила сервизы хрустальные,
Значит, было тогда всё равно.
Надевала кольцо обручальное
И его же бросала в окно.
Раздавала стихи как признание
За любовь, что сильнее, чем страх,
А сама, не заметив изгнания,
Оказалась в пяти вечерах.
Сохранённые, словно наследие
Промелькнувшей улыбки судьбы
Протяженностью в десятилетия,
Вечера – верстовые столбы –
Лишь зарубки на девичьей памяти,
Что скрепляют непрочную нить,
Остальное вы, годы, добавите,
То, что мне удалось позабыть.
Как меня добивали вопросами,
И делец подключался и льстец.
Столько бисера было разбросано,
Что хватило б на сотни колец.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Мне этот велик был велик
Мне этот велик был велик,
Смотрел я на него и таял.
И вдруг услышал я: "Старик,
Садись сюда, я покатаю".
Соседка Ленка, всех милей,
В подвязанных бинтом сандалях:
"Спиной ко мне, так веселей!"
И закрутила две педали.
Тогда понять я не успел,
Что спрыгнула проворно Ленка,
Когда спиною я летел
К своим, разбитым в кровь, коленкам.
Я не похож был на бойца
И не забыл, как я валялся,
Улыбку Ленки в пол-лица:
"Ну, что, жидeнoк, накатался?!"
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Мне казалось: он уверенный вполне
Мне казалось: он уверенный вполне,
Он возьмет любую высоту,
Покорит сверхъяркую звезду.
Он, непревзойдённый в болтовне,
Облачается в харизму, как в костюм.
Я не помню, кто он: Водолей?
Козерог с походкой королей?
Или, может, Овен-вольнодум?
Пропадали, как судёнышки в шторма,
Были рады с ним пропасть навек
Женщины, от счастья без ума.
Платья таяли на них, как снег.
Из моих знакомых - целых три. . .
Или нет, четыре. . . даже пять,
Разум есть у каждой, вес и стать,
Муж с шофером и секретари.
Промотаем плёнку на года,
Переедем в каменный Нью-Йорк.
Не скажу, что испытала я восторг,
Когда крикнул он: "Вот это да!"
На Седьмой, бурлящей Авеню.
Как он смог в толпе меня узнать?
Мы в кафе сидели. Вспоминать
Молодость и дальше, жизнь свою,
Начал он с "тогда", издалека.
Он включил харизму в тот же миг,
Дядечка седой, почти старик.
Дрожью мелкою тряслась рука,
Подбираясь к замершему рту
С чашкой чая - бывший кофеман,
Соблазнитель женщин и гурман,
Чуявший добычу за версту,
Сиротливый, нелюбимый, без детей,
Сам себе хозяин, сам - судья,
Своего вершитель бытия
И паук пустых своих сетей.
Он немного помолчал, потом сказал:
"Одиноко". И ушел в себя, былого.
Я искала правильное слово,
Удивляясь: как он исхудал.
Он же был уверенный вполне,
Что достигнет неземных вершин.
Он молчал. И в наступившей тишине
Вдруг сказал куда-то вдаль: "Зачем я жил?"
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Мне постучало облако в окно
Мне постучало облако в окно:
"Садись, прокатимся до юга и обратно".
Так очевидно, но невероятно
Открылось мне явление одно.
Мы с севера пересекали страны,
Границ увидеть мне не удалось
Или чтоб озеро с рекой дралось,
Чтоб воевали с небом океаны.
Не видела я злобы в лепестке,
При мне не бились горы в схватке,
И детских ножек отпечатки
Отчетливо виднелись на песке.
Границы чертит трупами война
И прячет их внутри густого дыма,
А я не вижу, пролетая мимо,
Что на клочки земля разделена.
Мне зеркало теперь - морская гладь,
А лестница до неба - старый вяз.
Всё, что увидела я с облака за час,
За жизнь земную мне не осознать.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Мне, родившейся после войны
Мне, родившейся после войны,
Время это знакомо по книгам
И полночным пугающим крикам
По ту сторону тощей стены
Коммуналки на двадцать семей
С гулким сумеречным коридором,
Кухней - первопричиной раздора -
И лыжнёй убегающих дней.
Эта девочка в роли жены -
Что сказать я могу ей сегодня,
Не пророк, не посланник господний,
Ей, родившей во время войны?
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Москва сидит в партере
Москва сидит в партере,
Балована гастролями.
Она себе не верит,
А остальным - тем более.
Всё ярче и яснее
Свидетельство агонии,
И вспыхивает с нею
Законность беззакония.
Людская масса движется,
Перетекает в плоскости.
В ладони держит книжицы
И злится от неловкости.
Играют дети в сквере,
Блестит реки излучина.
Москва смертям не верит
И к жизни не приучена.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Мы были слепыми
Песня здесь
Мы были слепыми. Потом мы прозрели.
Мы тоже вздохнуть, наконец, захотели.
И мы получили внезапно свободу,
Мы знали, что нашему надо народу,
Который проснулся от длительной спячки.
В ларьках – сигареты всех видов и жвачка,
Не надо травиться одеколоном,
А водку легко разливать по бидонам.
Настолько всего стало сказочно много,
Что нам показалось подарком от Бога.
Теперь мы имели всё то, что хотели.
Свобода проникла в дома и постели,
Стояла охранником с толстой дубинкой,
Пугала столицу, терзала глубинку.
Свобода с большими была кулаками,
Ее окружили, закрыли замками,
Заткнули ей рот, заключили под стражу
И дело пришили: казённую кражу.
За каждое слово – отдельная пытка,
Оплата сполна и не действует скидка.
Старается, пыжится законодатель,
Простор стукачам, каждый третий – предатель.
За столиком рядом идут разговоры,
Что власть охраняют бандиты и воры,
Вокруг президента – опасная секта...
Их арестовали еще до десерта.
Героями стали в дым пьяные лепсы,
Лакейство, холуйство и раболепство,
Купюры скупают нечистую совесть.
Тут, как ни крути – печальная повесть,
Где малых детей превращают в злодеев,
И где Карабас, как Степан Лиходеев,
Внезапною телепортацией в Ялту
Суду объяснял, как попал он на яхту.
А мы бились строками против режима
И знали, что цель наша недостижима.
Не то мы имели ввиду под "свободой",
Не то называли мы "волей народа".
Уж лучше бы просто вернули оковы –
На скованных легче куются подковы.
Какое-то время спасали резервы,
Но нервы сдавали и, сданная черва
Некстати была при козырных пустотах,
И "Голос" звучал на коротких частотах:
"Ему безразлично – хоть бейте, хоть сглазьте –
Любою ценой удержаться у власти".
Полжизни мы ждали великую веху,
Полжизни боролись, чтоб после – уехать,
Не веря в прозрение душ и народа.
Как душ ледяной, оглушила свобода.
Сама – оберег и сама – покровитель.
Свободному духом не нужен правитель.
Мы новую жизнь облепили, как слепни,
А сами ослепли. Мы снова ослепли.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Мы единой пятилетки
Мы единой пятилетки
И плывем в единой лодке.
Как сосед, скажи соседке,
Не совсем уж идиотке:
Ты зачем со мной воюешь?
Для чего нам победитель?
Ты ведь сам потом горюешь,
Ссор пустых производитель.
Что тебе делить с гражданкой,
Делящей с тобой жилплощадь?
Неужели, наизнанку
Интересней всё и проще?
Может быть, прийти к понятию,
Что любовь не терпит бунта,
Что одно твое объятие
Гасит мой огонь в секунду
Не когда уже пылает
И летят со звоном стёкла,
И охрипли псы от лая,
И от слёз земля намокла.
Нет, любимый, мы в разведке,
Друг для друга - две находки.
Мы единой пятилетки
В нашей неделимой лодке.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Мы строем ходили
Мы строем ходили, и песни мы пели,
Мы там родились, где запрет на запрете,
Где нам засоряли мозги с колыбели,
Что Ленин живей всех живущих на свете.
Но даже тогда, в том строю бестолковом,
Где мы репетировали марш ГУЛАГа,
Никто не додумался бы до такого,
Что войны - не зло, а спасенье и благо,
Что смерть - не страшней развлеченья любого,
Что лучше - героем в земле, чем от пьянки.
Для мертвых не жалко помпезного слова,
Особенно, если с печатью на бланке.
И снова полки маршируют под танки,
Осколками, пеплом покрыты аллеи.
Не станции мчатся назад - полустанки,
И Ленин ворочается в мавзолее,
Где прямо с его персональной трибуны,
Себя оградив от людского потока,
Бросают огрызки любимцы фортуны
В толпу, проходящую строем с востока.
Под марш патриотов шагать веселее,
В едином экстазе звеня орденами.
Хозяева жизни - на мавзолее,
И снова над ними кровавое знамя.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
На шумном базаре
На шумном базаре не так одиноко.
Маруся приходит сюда,
Как только покажется солнце с востока.
Приходит в жару, в холода,
Садится на ящик и смотрит за жизнью.
Здесь столько сюжетов весь день:
Картофельщик Васька недавно зашился,
А то, не отбрасывал тень,
С утра выпивал полстакана портвейна.
Теперь у него много дел.
Шарахаясь от заведений питейных,
Заметно он помолодел
И клинья свои подбивать стал к Людмиле,
Парфюм прикупил и конфет ассорти
И предложил, подарив букет лилий,
Совместно с Людмилой хозяйство вести.
Людмила, добротная женщина с прошлым,
Без устали ищет себе жениха,
Стоит за прилавком в шиньоне роскошном
И продаёт потроха.
Розовощекая, вздернутый носик.
Коль не она бы, Марусе не жить,
Сама ведь Маруся и не попросит.
Людмилу не надо просить.
Она только с виду - торговка с базара,
Порядочная, не жулье.
Жила две недели с одним антикваром.
Потом он ограбил ее.
Всё вынес из дома, обчистил до нитки,
Унес, вместе с петлями, дверь.
Людмила застыла тогда у калитки -
Зачем ей калитка теперь,
Когда разбежались и куры, и гуси?
Что толку: реви - не реви.
Сказала себе она: в душу не пустит,
Не надо ей больше любви.
Ей только Марусю беззлобную жалко,
Она ей сердечки от куриц даёт,
Маруся их любит, хранит их для жарки,
Всегда кошелек достаёт.
Людмила смеется: "Вот, станешь богатой,
Тогда принесешь балыка".
Василий решил брать Людмилу осадой
И ухватил за бока.
Парфюмом пахнуло на всю ширь базара,
(Картофель его весь пропах).
Людмила от смелости Васи-гусара -
Нет-нет, не ударила в пах,
Она оценила Василия чувства,
Не то, что мужчины в пивной -
Прижалась к нему выдающимся бюстом:
- Согласна твоей стать женой.
Накрыли прилавки большой самобранкой -
Несли провиант на века.
Весь день продолжалась базарная пьянка,
Василий не пил ни глотка.
Счастливой с Василием стала Людмила.
Сидят голубки на мешках,
Он ей говорит, что любовь - это сила
И носит ее на руках.
Все взгляды - на них, друг на друга глядящих.
А только начнет вечереть,
Маруся под лестницу спрячет свой ящик,
Чтоб завтра опять за жизнью смотреть.
В Марусе ни зависти нет, ни упрёка,
За всё благодарна - за хлеб, за тряпьё.
На шумном базаре не так одиноко,
Как в комнатке тесной ее,
Где стул и матрас, чуть прикрытый рогожей.
Она под нее заползёт.
Она загадала, что, если день прожит,
То ночь она переживёт.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
На триста дней
На триста дней – шестьсот ночей смертельных
без сна и света,
в промёрзших, взoрванных котельных
молчит планета,
здесь я скрываюсь от бoмёжек
большой стрaны,
я – это след от детских ножек,
не от вoйны,
не мать, лишённая дeтей,
с упавшим небом,
не безразличье площадей
под красным снегом,
когда приказ невыполним
по человеческому праву,
бoльна величием своим
низкопоклонная держава,
что держит волю в кулаке
и власть народа,
в любом вокзальном кабаке
видна порода
и вся загадочность души –
до первой рюмки,
всё продаётся за гроши,
а жизнь – придумки
людей, таких же, как и ты,
всё под копирку,
в пределах лaгерной черты
повесят бирку,
и будет следующий день,
другая осень,
круги на голубой воде,
как срезы сосен,
холодный дождь засеменит,
смывая пудру,
войну слух новый потеснит
уже наутро.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Настоящий генерал
Как он сладко танцевал!
Настоящий генерал!
Не какой-то там полковник,
Той буфетчицы любовник,
Уголовник, что слинял.
Сухопутный генерал
Полотенцем прикрывал
Личный свой состав... интимный,
А порою ракурс дивный
Всю царь-пушку оголял.
Как вращал он бёдрами
И кормой, и рёбрами,
Как стращал глазами
И крутил низами,
Как кобылки – сёдлами.
Если б в нашем он дворе
Был замечен в той игре
Сексадреналина,
Он бежал бы до Берлина
С полотенцем на бедре.
Для кого же эти кадры,
Для пехоты, для эскадры
Он на видео снимал?
Только для бойцов своих,
Для поднятья духа их.
Настоящий генерал!
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Не могу быть на тебя в обиде
Не могу быть на тебя в обиде,
Все обиды унесла вода.
Ты засушенную розу видел?
Вот такой и я была тогда.
Хорошо, что я себя не помню
В эти месяцы, часы и дни,
Я обычно на слезах не экономлю -
Сделанная, всё ж, не из брони.
Представляешь эдакую пошлость:
"Плачет роза, горьки слёзы льёт"?
Я успела распрощаться с прошлым.
Знаю, взгляд немного выдаёт,
Уходящий внутрь, в глубины бездны.
Я учусь не мешкаться в дверях,
Тренируюсь, чтобы стать железной
Розой, закалённою в боях.
Это ты придумал, что я роза,
В нежности моей узнав шипы.
Только не они твоя угроза,
А что оба были мы слепы.
Двигались наощупь по орбите,
Перепутали любовь с борьбой.
Не могу быть на тебя в обиде -
Все обиды ты унес с собой.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
О, оскорбленное имперское величие
О, оскорблённое имперское величие,
Ведь, ты всегда губило человечество.
И правила игры до неприличия
Не соблюдаются в дыму отечества.
Оно всегда живёт отдельной личностью,
Под маскою невинной откровенности,
И рядом с манией его величия -
Такой же комплекс, но неполноценности.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Он бросил пить
Он бросил пить. Из-за отца,
Звереющего после рюмки.
Он помнит и себя, юнца,
С солидной важностью лица
И флягой в сумке.
Он сам бросал не раз, не два,
Срывался, врал себе и близким,
И снова находил слова,
И говорил жене: "права",
Вливая в горло терпкий виски.
Жена ушла. Сын стал чужим.
Оборвана с друзьями нить.
Он думал, что непогрешим.
Был спор с собой неразрешим.
Тогда он бросил пить.
Закрыл нетрезвую страницу.
Отец так закрывал рукой
Стакан, боясь опять напиться.
Сын выжил и уже лет тридцать
Не пьет за здравие, не пьет за упокой
И видит, как друзья - один, другой -
Уходят, чтоб уже не возвратиться.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Он написал хороший стих
Он написал хороший стих
легко, без страха.
Был у него похожий стиль
на Пастернака.
Пусть про другое, про своё,
так даже лучше.
Снаряд попал в его жильё,
но он живучий.
Друг выползал на белый свет
из-под обломков.
Где только что стоял сосед -
дымит воронка.
Кричали люди, выли псы
навзрыд, надсадно.
Начало черной полосы
всегда внезапно,
И кажется: она пришла
к тебе навеки.
Счёт будет на краю стола,
в финальном чеке.
Так и последняя строка
приходит ночью,
И спотыкается рука
на многоточье.
Снаряд весь дом разворошил -
его и сына.
Сын дома был, а он спешил
из магазина.
Истошно выл автомобиль
с пробитым баком.
Был у него похожий стиль
на Пастернака.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Он расправляет плечи
Он расправляет плечи, любит заново
И больше не намерен потерять.
Она искала долго того самого,
Которого хотелось бы обнять.
В любви своей безмерно уязвимые,
Как в вязкой атмосфере - полный вдох,
Неразделённые и неделимые,
Микроскопические атомы эпох
Обречены познать в момент зачатия,
Что формула известна и проста:
Есть в каждом, раскрывающем объятия,
Немного от распятого Христа.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Он вырвался из этого котла
Он вырвался из этого котла,
Горящего на полных оборотах.
Где только что, казалось, жизнь была -
Теперь лежат тела погибшей роты.
Все роты были собраны в полки,
В знамёна на бессмысленном погосте,
Где клоны - театральные венки . . .
Когда-нибудь он внучкиному гостю,
Безусому, веселому юнцу,
Расскажет о войне, не о корриде.
Как он молил, чтоб жизнь пришла к концу,
Не в силах выдержать того, что видел
И чувствовал в разрывах канонад,
Зашкаливал рывок адреналина,
Он думал: пуповина, как канат,
А оказалось: нить из шелковины.
Он всё расскажет, если доживёт
И вынесет, что не выносят люди.
Он полз, как на буксире, на восход.
Подробностей в словах его не будет.
Бесстрашные мальчишки во дворах
В нем вызывают слёзы умиленья.
И заставляет леденящий страх
Молчать из поколенья в поколенье.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Отдали швартовы
Отдали швартовы. Уходит корабль,
Сжимается в точку земная кора,
Качает волна в море тёплый ночлег,
Мне кажется или кренится ковчег?
Чего-то в ковчеге том недостаёт,
И где рулевой? Впереди – мертвый лёд,
Ни справа, ни слева земли не видать,
По курсу – морская зеркальная гладь.
Она напевает мотив из разлук,
Из тёплого ложа бережных рук
И слов, от которых стучало в висках,
И тел отпечатков в горячих песках,
И гроз, открывающих летний сезон.
Разбитый сервиз на двенадцать персон –
Уже не набрать в доме столько друзей,
Пора открывать из потерь дом-музей.
Фантомы любви – экспонаты давно,
И с возрастом, всё интересней кино,
Где – самый надежный и преданный друг –
Ты не протянул для спасения рук,
Не видел никто занесенный твой кнут
В районе коралловых гиблых Бермуд…
Я так и плыла на попутной волне
Спокойно и радостно не было мне.
Я знаю, что волны сменяют свой бег,
Я прячу от ветра их в Ноев ковчег.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Отмени меня, плохую
Отмени меня, плохую
И оставь хорошую.
Чемоданы упакую,
Мне с тобой, святошею,
Невозможны ни капризы,
Ни слеза, ни слабости.
Я тебе оставлю бризы,
Заберу шторма и сладости.
Отмени меня, усталую,
Недовольную собою,
Ты же сам хотел, чтоб стала я
Не безгрешной, так святою.
Ну, конечно, в пару к ангелу
Кто еще, если не праведник?
В нашем шествии без факелов,
В темноте, не виден памятник
С половиной отменённою,
Там, где я была плохою,
Не тобою сочинённою,
Не твоей - моей бедою.
Отмени меня, недобрую
Для себя и для полмира,
Я нужна тебе удобною,
Подчиненною факира.
Уползу в своё укрытие,
Отболею, оклемаюсь.
После каждого отбытия
Всё труднее возвращаюсь,
Уходя по бездорожию
В даль туманную, глухую.
Отмени меня, хорошую,
И верни меня, плохую.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Отстояли очередь за свободой
Отстояли очередь за свободой,
Как за докторской колбасой,
И дрались со своим народом,
И локтями вступали в бой,
И толкать научились слабых -
Нам маячила колбаса.
Мы себя узнавали в бабах
По нахрапистым голосам.
Мужика с дежурной чекушкой
Мы жалели, что он небрит,
А вокзальную потаскушку
Презирали за грязный вид,
Одновременно восторгаясь,
Что свободна она от грёз,
Смотрит прямо в глаза, не каясь -
На таких, как она, вечен спрос.
Мы свои топоры наточили,
И пошла за свободу война,
А когда мы ее получили,
Оказалось: она не нужна.
Что с ней делать?
Кто скажет-подскажет?
Как ее принимать?
Сколько раз?
Может быть, чем-нибудь ее мажут,
Что сверкает она, как алмаз?
Отшлифованная веками,
Образ святости свой хранит,
На всеизбранность намекает,
И броня ее, как гранит.
Стала вхожа в царскую ложу
И в нейтральную полосу.
И теперь свобода похожа
На искусственную колбасу.
Бутафория в свете театра
Исполняет блестяще роль.
Только здесь может стать понятно:
Не придворными сыгран король -
Режиссером колбас и водки,
Бытописцем на все времена.
Знает он, что из-за решетки
Хорошо свобода видна.
Человек отравлен природой
Человеческой, не иной.
Снова в очередь встал за свободой,
Как за докторской колбасой.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Первый закат
Первый закат в новом году
мне подмигнул:
- Я завтра приду
после восхода и целого дня,
ты непременно узнаешь меня,
я от себя отличаюсь на вид,
этим, наверное, и знаменит,
так же, как утро, охрану несу,
тоже рисую на небе красу,
солнце вытаскиваю из дождей -
этим немного похож на людей,
но не делю их на тех и других
и отличаюсь тем самым от них.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Помоги мне тебе помочь
Помоги мне тебе помочь,
Подскажи для тебя слова,
Чтобы день не боялся в ночь
Заходить, как домой - вдова.
Всё что надо, достать смогу,
Облечу семь морей и стран,
Я тебе, как себе, помогу,
Если надо, сорву стоп-кран.
Даже прыгнуть могу под откос,
Вдруг забыв про страх высоты.
Ты - мой друг, но на мой вопрос
До сих пор не ответил ты.
Бить поклоны - привычка слуг,
А хозяина - бить сапогом.
Помоги мне понять: ты друг,
Если пьёшь ты с моим врагом?
Если как-то живет под огнем
И хoрoнuт детей старик,
И пытается выжить днем,
Чтобы тьмою укрыться на миг.
Сон его превратится в явь,
И пластинка прокрутится вспять,
На скамейке - рядком сыновья,
И смеется от счастья мать.
Что ты можешь еще сказать мне,
Чем заполнишь души разлом?
Как могу я рукопожатье
Совместить с абсолютным злoм?
Эти мысли в часы досуга
Переходят в глухую ночь:
Как вернуть мне былого друга?
Помоги мне тебе помочь.
Расскажи, в чем виновны дети?
Нет же. Ты, как всегда, молчишь.
Потому что убuйствa эти
Никогда ты не объяснишь.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Попробовали – брат на брата
Попробовали – брат на брата,
Теперь пора – и друг на друга,
Проникнут в черноту квадрата
И вынырнут в пределах круга.
Пойдут районы на районы,
По следу поползут окурки,
Займут дороги батальоны,
А телевидение – урки.
Сетями будет править правый,
Неправому судьба – на нары,
И будут угрожать расправой
Немолодые комиссары.
И содрогнется от орудий,
Великолепие парада,
Где нету личностей, есть люди,
Толпой похожие на стадо.
И оцифрованные, фоном,
Они, два слова бросив в трубку,
Торопятся к автофургонам,
В безжалостную мясорубку.
И брат, и друг, район и город,
Граница вытеснит границу,
Пойдет войной гора на гору,
И клеветник на клеветницу.
Стальной струною станет время,
И высохнет земля от жажды,
И все отправятся за всеми,
Кто уходил уже однажды.
Сойдется мир в недоброй схватке,
Оставив от себя обломки.
И вновь истории загадки
Разгадывать должны потомки.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Предположим, если жизнь - игра
Предположим, если жизнь - игра
"вышибалы", правила простые,
где угодно - в городе, в пустыне,
на китайском, на санскрите, на латыни -
две команды, мяч среди двора -
ясно: кто-то должен победить,
вышибить, подпрыгнуть, увернуться
и вернуться чашкою на блюдце,
уходя из детства, оглянуться
и, не сожалея, уходить
в молодость, которая глупа,
думает: что есть, то и бессмертно,
мнением единственным, экспертным,
собственным, всё знающим, цементным,
как всепроникаемость клопа.
Юность выдает себя за птицу,
отрываясь от земли в прыжке,
чтоб на миг, в мелькнувшем ветерке,
прикоснуться к любящей руке
и легко на землю опуститься.
Зрелость не приходит по годам,
это не заслуга, а награда,
ей не надо объяснять, "как надо",
а проблемы - временной преградой
стали, словно стаи рыб - китам,
словно детству - новые дворы
с новыми друзьями и соседством,
всё - в любви, в ней всё твое наследство.
Старость - это не впаденье в детство,
это выпаденье из игры.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Приди ко мне, мой муз
Приди ко мне, мой муз,
С тобой всегда мы ладим.
Возьми мой лёгкий груз -
Записки и тетради -
И напиши в них сам
Всё, что считаешь нужным.
Разбей их по часам,
По облакам воздушным
И погруженью в страх,
В трясину черной ночи.
Мой муз, в твоих стихах
К вершине путь короче.
Душа твоя творит,
Источники правдивы,
Мне нравятся твоих
Визитов рецидивы.
Я средь любого дня
И ночи - наготове.
Ты наградил меня
Любовью без условий.
На елях - ветви бус,
Снег серебрится ранний.
Ты чувствуешь, мой муз,
Любви моей дыханье
И нежность моих рук.
Сквозь канонады пушек
Не долетает звук,
Не слышен плач кукушек.
Внезапно стало тихо.
Ты почему молчишь?
Я без тебя - трусиха,
Невыросший малыш,
Не знавший цену риска,
Не потянувший груз . . .
А на столе записка:
"Я на войне. Твой муз".
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Просто был мобилизован
Просто был мобилизован,
взят средь бела дня внезапно,
просто шел домой привычно,
слушал группу "Руки вверх",
что в наушниках играла.
"Парк Культуры". Все выходят
из подземной паутины,
среди тысяч выходящих
стал мишенью только он.
"Руки вверх!", - ему сказали
и культурно ткнули в спину
автоматом двое в масках
запрещенных "Звёздных войн",
оба - в новеньких погонах,
попросили документы,
покрутили-повертели,
дальше было, как в кино:
в миг один скрутили руки
и защёлкнули браслеты
ледяным замком железным
так, что было не вздохнуть.
Повели его сквозь город,
так сквозь строй ведут злодеев,
чтобы каждый знал в лицо их,
привели в военкомат,
выдали жетон железный,
приказали раздеваться
и, взамен его одежды,
дали то, что на складах:
необъятного размера
и висит на нем, как тряпка,
он и сам похож на тряпку,
он молчит, идя на смерть.
Разве книги учат жизни?
Он прочел всё, что возможно,
он цитировал Толстого
и с подставленной щекой
терпеливо ждал удара,
ждал нокаута прямого
и дождался, и прозрел.
Вспомнил он морские дали,
понял он мирскую мудрость -
делать планы на столетья,
нарожать в уме детей,
жить с любовью и с любимой
лет до ста или чуть больше -
лишь мечты, смешные планы,
он же - юный, подающий
не надежды, а снаряды,
утро встретил в блиндаже,
весь засыпанный землею,
под застрявшим в глине танком,
грохот ближней канонады
и отборный русский мат.
Сквозь туман несутся мысли,
пролетая остановки,
чьи-то судьбы, города,
и уходят строем в детство,
где забывчивая память
собирает по частицам
уцелевшие осколки
разлетевшихся зеркал.
Еле слышно, как грызутся
генералы и майоры:
кто взял больше территорий,
у кого надёжней строй,
кто продвинулся чуть ближе
на пятнадцать сантиметров
и теперь законно может
называть себя "герой".
Промелькнёт на заднем плане,
в перемотке киноленты,
то, как шел домой привычно,
слушал группу "Руки вверх",
что в наушниках играла,
и услышал: "Руки вверх!"
Он и умирать не хочет,
и дожить свой век с позором,
перемолотый травой,
он сейчас не понимает:
это явь или приснился
он себе на поле боя,
мертвый он или живой?
© Валерия Коренная
↑ Наверх
С момента, когда я подумал
С момента, когда я подумал
К моменту, когда сказал,
Ветер планету бы сдунул,
Сбросил бы с острых скал,
Перевернул бы горы,
Вершины вонзил в моря.
Красили бы бутафоры
Листья календаря
На оживающих ветках
После густой зимы.
Можно и в кругосветку,
И от самой чумы.
Я не успел подумать -
Мысли ушли в печать.
Я не стоял под дулом
И не умею молчать.
Отключена блокировка
Функции "мыслесон".
Это не стометровка,
Это, скорей, марафон.
Слово - не мыслей сумма,
А коридор зеркал
С момента, когда я подумал
К моменту, когда сказал.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Сбудется точно, детка
Сбудется точно, детка,
только ты захоти,
жизнь - это не конфетка,
это, скорей, ассорти
с праздничною обёрткой,
яркою мишурой,
как в инстаграме фотка
или листва весной.
Что до начинки, детка,
это в твоих руках -
что поместишь в конфетку,
то и сластит на губах,
тает, как снег, на солнце,
плавится, как свеча.
Хрупкое сердце бьётся,
падает, хохоча
или горчит, как редька,
долгим остатком лжи.
Это бывает редко,
правда, ведь, детка? Скажи.
И, все равно, будь готова
к хитрым проделкам судьбы -
снова она и снова
в кровь разбивает лбы.
Я не пугаю, детка,
просто, хочу чтоб ты
знала: увы, нередко
падают с высоты.
Но и тогда возможно
цель не менять в пути,
даже в глуши таёжной
встать и опять идти.
Утро в окне проснётся
у серебра волос.
. . . Светит всё так же солнце,
всё, что хотела - сбылось.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Ты знаешь: кольцо твоих рук
Ты знаешь: кольцо твоих рук -
Мой лучший спасательный круг.
Но помни: и в шторм, и в грозу,
Тебя я спасу.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Сейчас королю нужнее, чтоб он был мёртв
Сейчас королю нужнее, чтоб он был мёртв -
На фронте дела плохи, перебитых тьма.
Пока там народ разберётся, пока поймёт,
Что делать, как быть? - землёй завладеет зима.
Король замерзает. Не здравствует ныне король,
И нет подогрева в его подмороженном склепе.
К наследству вот-вот подберут секретный пароль,
Он прочно его припаял к государственной скрепе.
Охрана спокойна, недели неспешно идут,
Двойник ли, тройник - всё моложе, стройней, веселее.
А раньше казалось: остался последний редут,
И очередь гарантирована к мавзолею.
Но должен король обдумать пикантный вопрос:
Куда поместить свое тело? Игрушечный глобус.
Кому доверять? И как рассуждает всерьёз
О заморозке и оцифровке сам Глоба?
Пока, отвлекая внимание, топим своих,
Объявим, что цель достигнута - враг повержен.
Народный артист проскандирует пламенный стих,
Пусть голос его срывается, сам он подержан.
Пусть скажут: король, словно айсберг, заледенел.
Его откопают при таянье льдов следопыты,
И облик его обведёт белой рамочкой мел -
Сей ритуал возвращает в своё же корыто.
В точку единую сходятся тысячи лет,
Тащит историю путник в дырявой котомке.
Как приговор, слово краткое "иноагент"
Не расшифруют отбывшие к счастью потомки.
Будет война перепахивать тропы судьбы,
Будет метаться осень, все ливни глотая.
Только мальчишка какой-нибудь, из толпы,
Весело вскрикнет: "Смотрите, король растаял!"
Высохнет в маленькой лужице лик короля -
Больше ничем не запомнится жалкая роль,
Если ловил он синицу, держа журавля.
Если он умер, да здравствует мёртвый король!
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Где он? в кремле? у батьки?
Где он? в кремле? у батьки? не похоже.
и что у него с рожей?
ладно оружие, ладно боеприпасы,
это решают лампасы,
но где водитель его с десятью лярдами
и бодигардами?
что за походное ложе?
шойгу, герасимов, где пригожин?
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Снова стреляют пушки
Снова стреляют пушки,
Ближе и ближе бой.
К небу летят игрушки
С бирками и ценой.
Стало бездетно в школе.
Скрылась в снегах весна.
На черно-белом поле -
Алая пелена.
Ржавый огонь расплавил
Вход в радиоэфир.
Если война без правил,
То беззаконен мир.
Солнце идет по кругу,
Тонут в слезах дожди.
И загоняют в угол
Сами себя вожди.
Спешка мешает слежке -
Зоркость терять нельзя.
Самая верная пешка
Может сразить ферзя.
И не осталось веры
Ни в королей, ни в шутов.
Выстроены вольеры
Для зачехлённых ртов.
Раненые игрушки
С бирками и ценой.
Стали большими пушки
И настоящим - бой.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Солдаты узнаются по шагам
Солдаты узнаются по шагам
Вдоль уходящей вдаль дороги,
Река – по оберегам-берегам,
Финал – по многоточью в эпилоге.
По рельсам узнаются поезда,
Сон городов – по их дыханию.
По свету бесконечному – звезда,
А розу выдаёт благоухание.
Лицо всегда узнаешь по глазам,
По их неповторимому сиянию.
Всё тянет принца к алым парусам,
А голос тянется к молчанию.
Друг узнаётся по ночным звонкам
И по ответам на вопросы.
Тюрьма знакома по решёткам и замкам,
По почерку неровному – доносы.
Невидимая глазу ноет рана,
Казалось бы, ни от чего.
Но видно одиночество тирана
По взгляду обреченному его.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Страх, что я тебя отвергну
Страх, что я тебя отвергну,
не дает тебе сближаться.
я умею быть несносной,
я умею быть плохой
и могу в порыве резком
слово выплеснуть такое,
что не каждому приятно
рядом быть в тот миг со мной.
Страх, что ты меня отвергнешь,
как стремительная сила,
прижимает ближе, ближе
к ледяной твоей спине,
я немного остываю,
согреваю твое сердце -
то, что ты согреть не можешь,
не под силу будет мне.
Так и жили - страх со страхом,
как старик с его старухой,
он заплатками корыто
штопал в свой свободный час.
Рядом, в метре от корыта,
золотая билась рыбка,
всё сказать она пыталась:
"Общий страх не сблизит вас".
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Так, если всё было когда-то
Так, если всё было когда-то,
то память об этом осталась
в частицах вселенной,
откуда и черпает, как из колодца,
художник сюжеты,
что видит в ладонях – сквозь вечность
глубоких и высохших русел – отметинах жизни,
которой не видно предела,
где всё означает, что ты –
малый атом вселенной –
и сам есть вселенная,
точная копия общей картины
на полотне, у которого нет
ни границы, ни рамок,
где с каждой секундой
оно пополняет себя до предела,
а ты, человек, отгадай эту вечную тайну
пространства и времени в точке, координате,
что только твоя в этот миг,
где решается тот же, единственный в мире,
терзающий всё человечество, вечный вопрос:
кто это придумал?
И ты отвечаешь:
– Ты сам, с набором, тебе предоставленным
в день изначальный,
из кубиков лего ты строишь маршрут,
не читая ни правил,
не зная законы чужого, безмерного мира,
ты всё же идешь,
растопырив глаза от восторга,
что он так прекрасен -
от самого неба
до малой песчинки,
в которой – прислушаться – бьётся
чуть слышное сердце
огромной и хрупкой вселенной,
а горизонт - это только картинка,
иллюзия цели.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Так начинается снег
Так начинается снег:
С лёгкого белого шума,
Из одиночки побег,
Сшитая наскоро шуба.
Так начинается день:
Диск апельсиновый в тучах,
Пара гусей-лебедей,
В море голландец летучий.
Ночь вырастает из дня
Поступью мягкой кошачьей
Под полыханье огня
В жарком камине, на даче.
Время уйдёт на ночлег,
Стрелки сплетутся телами.
Так зарождается век
И притяженье меж нами.
Так появляется дом:
Детский рисунок в альбоме,
Птица с блестящим крылом,
Крылья на аэродроме.
Взлёт самолёта и рук,
То и другое несложно.
Так начинается друг,
Первый и самый надёжный.
Вроде бы, из темноты
Северной ночи иль южной -
Так начинаешься ты,
Чтобы кому-то стать нужным.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Там, у окна, была кровать
Там, у окна, была кровать,
А справа - тумбочка и кресло.
Всё, вместе с комнатой, исчезло
Вчера, в одиннадцать ноль пять.
В одиннадцать ноль-ноль была,
С чуть приглушенным лунным светом.
Тогда заканчивалось лето
У деревянного стола
На этой безмятежной даче
С ночным старинным фонарём.
Мы были в комнате вдвоём.
Трещал рекламной передачей
Включенный ящик в полстены,
Захлебываясь кока-колой,
Детьми бегущими из школы.
В углу - гитара без струны -
Оборвалась, когда я пела
Обширный свой репертуар.
И чайник, выпуская пар,
Пыхтел, качаясь пышным телом.
Потом, в одиннадцать ноль пять,
С его прощанием дебютным,
Мне кресло стало неуютным
И ненавистною - кровать,
Почувствовала, что вот-вот
Я упаду - мне стало душно,
Но я сказала равнодушно:
- Так репетируют уход.
И поспешила в кресло сесть.
Он уходил белее мела,
И я об этом пожалела
Уже в одиннадцать ноль шесть.
Тянулась вечность, как апрель -
То впрыгивала в марта слякоть,
То начинала маем плакать,
С листа смывая акварель.
И я увидела его,
Как он вошел в разгар грозы.
Я посмотрела на часы:
Одиннадцать ноль семь. Всего.
Тут виновата я сама,
Верней, моя небезупречность.
Одну минуту длилась вечность,
А я чуть не сошла с ума.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Тело
Тело с возрастом высохло, выпито,
Всё, что нужное, сброшено, вылито
До последней целительной жидкости,
Не осталось ни кожи, ни жирности,
Нет у тела законов и принципов.
Организм, состоящий из приступов -
То "врагами, изгоями стали мы",
То "верните любимого Cтaлинa".
По суставу ломают, по косточке,
Не спеша раздевают, по кофточке,
И воруют последнее втихую.
Вместо часиков - счётчики тикают.
Остановлены временем часики.
Закипая, взрываются чайники,
Статуэтки разносятся вдребезги,
А завод грампластинок апрелевский
Помнит г0лоса звонкость из прошлого,
Из пропавшего и невозможного.
Не забыли и ноги движения,
Повторить могут ... в воображении.
Память - тот еще друг, льстивый, вкрадчивый.
Не развидятся ей жизни вскладчину
Как рецепт от последней агонии.
По канонам всемирной гармонии,
Тело верит в своё же бессмертие
И не видит, что сохнет на вертеле
Беспощадной машины истории.
Недоверчива аудитория.
Тело высохшей, выпитой родины
Превратилось в подобье пародии
На себя, с человеческим обликом,
И шагает оно, рука об руку
С полу-клоном себя, непреклонного
И коленонепреклонённого.
Тело высохло, выпито, мается,
А душа где-то рядом слоняется.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
То ли в теле была душа
То ли в теле была душа,
То ли где-то рядом,
Как набросок карандаша
С отрешённым взглядом.
Не узнал ты его тогда -
Давнюю пропажу.
Звук запутался в проводах
И замкнул себя же.
То ли души ушли из тел
Сквозь тоннели с боем,
То ли вымела их метель,
Разметав метлою.
Тени бродят среди людей,
Тех людей минуя.
А душа, если нет своей,
То берут чужую.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Тоня из пятой квартиры
Тоня из пятой квартиры всегда была старой.
Утром подъезд покидала с вакантною тарой,
Прятала хлебные крошки в стене кирпичной -
Тоню всю жизнь называли старушкой комичной.
Шла, озираясь - нет ли "хвоста" - от дома,
Первой, чуть свет, приходила к пункту приёма,
В ветхой авоське ее дребезжали бутылки,
Правый башмак, подошва, протёрта до дырки,
Левый - последний год, как на ладан дышит.
Тоня, сказали соседи, с войны не слышит -
Мать на ее глазах расстреляли немцы,
Тоня оглохла от залпов, осталась с младенцем,
Ни молока, ни дров, ни кусочка хлеба,
Тоня решила: последний раз попрошу у неба,
Если же станет хуже, в сугробе лягу,
Водкой, на всякий случай, наполню флягу,
А коли кто обнаружит сию картину,
Выпьет за упокой души Антонины.
Вышла она за ворота, схватили немцы,
Стала младенцу мама - невозвращенцем,
Переселенцем в лагерь с трубой дымящей -
Тонин "Освенцим" - место ее, пропащей.
Тощие, как и она, в мареве мрака
Прятали крошки хлеба в стене барака.
Тоня каким-то чудом жива осталась,
Только в глазах ее вековая усталость.
Если гроза гремит и колотит ставни,
Слышится ей одно: "Я тебя не оставлю" -
Так обещала она своей маленькой дочке.
Как друг без друга им жить, поодиночке?
Как-то жила много лет в тишине, сироткой,
Бывшую боль в душе задушила водкой.
Знает она, где всегда у нее закуска -
Хлебные крошки хранятся в простенке узком.
Тоня из пятой квартиры весь день с народом,
Молча сидит на скамейке год за годом,
А ночью она затыкает уши комочком ватным,
Чтобы не слышать очереди автоматной.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Ты прав. Для чего эти муки
Ты прав. Для чего эти муки
В попытке собрать сложный пазл?
Стихи мои пишут не руки,
Не в них мой словарный запас.
Он прячется в красках восхода
И в шрамах от долгих разлук.
Стихи не приносят дохода,
Зато избавляют от мук.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Ты себе купила виллу
Ты себе купила виллу
В средней русской полосе.
Дочке шубку прикупила,
Чтоб она была "как все",
А не нищeй пoберушкoй,
У которой ни отца,
Ни одной своей игрушки -
Фантики от леденца.
Ну, не виллу, скромный домик -
Много ль нужно дoлжнику?
Ты впервые джин и тоник
Всласть цедила по глотку.
Раньше ты была изгoем -
Муж в тюpьме, дошел до дна,
А теперь - вдoва героя,
Не прecтупника жена.
Поздравлять - обычай древний.
В новом веке - новый тренд:
Поздравляет вся деревня,
Поздравляет президент
С сoкращеньем населенья
Из непрaвильных семей
В виде волеизъявленья
Граждан рoдины твоей.
Миллиoны стоят гoря -
Дeнег этих отродясь
Ты не ведала в конторе.
Жизнь, бесспорно, удалась.
Ты устроишь ужин званый,
Ты себя переживешь
И невестою с приданым -
Мужика себе найдешь.
Поколенье - в мяcopубке
Неизбежного конца.
Дочка вырастет из шубки
И узнает про отца.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
У маленькой Греты
У маленькой Греты в черепе чип,
На двести процентов заряжен.
Народ говорит: она мироточит.
Вид Греты чертовски отважен.
Замазано белою краской лицо,
Как стол в санаторных столовых,
На нем нарисована смесь подлецов
С ордою теней безголовых.
Грета решилась на эксперимент,
Прошла на лояльность экзамен,
Ее водрузили на постамент,
Народ в восхищении замер.
И Грета мгновенно разобралась,
Что шансы не падают с неба.
Толпа табуном, как магнит, повелась
На быстрое таянье снега,
На газы коров, засыханье озёр,
Суровый тропический климат.
Про девочку Грету родится фольклор
И фильмы учебные снимут.
Из маленькой Греты большого дельца
Слепила крутая закваска.
С ее, образцового типа, лица
Уже не снимается маска.
Никто знать не знает про малый грешок,
Которым напичкана кроха -
Не ведает Грета, что есть "хорошо"
И не понимает, что "плохо".
Досадный изъян не исправится вмиг.
Жизнь маленькой Греты - не сказка.
В ее голове поселился двойник -
Малюсенький чипчик от Маска.
И Грета растет не по дням - по часам,
Глобальнее мыслит и злеет.
В войне виноваты не голоса
В ее голове, а евреи.
Вот, Грете вручают гигантский плакат,
Она, словно бык на корриде,
Стоит на вершине любых баррикад -
Как любит она ненавидеть.
Ей дали охрану и документ
О том, что она гуманоид.
С тех пор ни преступник, ни мент, ни агент -
Никто ее не беспокоит.
Ее зазывают к себе москвичи -
Вопросы решать надо срочно.
Вот, Маск прилетит, вставит Путину чип,
И будет он править бессрочно.
. . . Сидят за огромным, как море, столом,
На Марсе, с бутылкой абсента,
Подросшая Грета, Маск с птичьим крылом
И чип с головой президента.
И взрослая Грета глотнула абсент
И нервно оскало-лыбнулась,
И в этот кульминационный момент
От страха я, к счастью, проснулась.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
У меня накопилось долгов
У меня накопилось долгов -
Каждый день отдаю, как могу.
Сделав выбор из двух берегов,
Я и тот, и другой берегу.
Говорю. Как могу. Не молчу.
А иначе, себе не прощу,
Не кому-то из бывших друзей,
Из героев моих "одиссей".
Воланд выбрал почетную роль,
Находясь в двух несхожих мирах,
Потому и провел он гастроль
Там, где деньги рассыпались в прах.
Свита спета. Ликует парад.
Кот подносит свой примус попу,
А безумный актер-психопат
Воспаляет больную толпу.
Не развидеть мне это никак,
Даже в страшном аду новостей -
Лай вконец озверевших собак,
Так похожих на бывших людей.
И, пока убивают других,
Хор нестройный несётся со сцен
Есть мотив посильней, чем враги
По тарифам Иудиных цен.
Потому и пишу, как могу,
И живу на своем берегу.
У меня накопилось долгов
Из еще не рожденных стихов.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Счастливые войну не начинают
Счастливые войну не начинают -
У счастья есть покой.
Счастливые, как в мастерской,
Себя любовью начиняют.
Как виртуозы-кулинары -
У них свой спец-ингредиент -
К ним подсылается агент,
Чтобы выведать секрет счастливой пары.
Откроешь - и секрет тот станет твой,
Но главного никто из них не знает,
Нигде об этом не упоминают:
Счастливые не начинают войн.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
В гримёрной вешалки пусты
В гримёрной вешалки пусты,
Костюмы сыграны, актер без грима.
Софиты - как надежные зонты.
На сцене этой все незаменимы.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
В меня летели камни
В меня летели камни
Беззвучно, без суда.
Так повелось веками
И будет так всегда.
Я изъяснялась прозою,
Душа жила стихами.
Ее пороли розгами,
В нее швыряли камни.
Она цвела с апрелями,
Назло метели белой,
Но галькой, как шрапнелями,
Прокалывали тело.
Я не была отважною
Под взглядом телекамер,
И господа присяжные
В меня метали камни.
Нагружены тюками,
От жизни обессилев,
Краеугольный камень
За пазухой носили.
Со всех сторон булыжники
Врезались в цель, не целясь,
И только ловкость лыжника
Могла стать панацеей.
Но запевалы травли
Менялись мизансценами.
В меня летели камни,
Увы, не драгоценные.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
В жизни столько всего хорошего
В жизни столько всего хорошего:
Голос дочки, опять весна,
Дом с крыльцом, луной припорошенный,
Неба чистого голубизна,
Книга, что еще не прочитана,
Взгляд, которого нет теплей,
Звёзды пылью алмазной раскиданы
Вдоль тенистых аллей тополей.
Столько музыки в красках осени,
Разгрести листву – и найти ответ,
Донырнуть до дна в тихом озере,
Проложив собой серебристый след.
Темнота – это незаполненность,
Небоскрёб, вверх растущий лес,
Лишь одним желаньем запомнится –
Доскрести себя до небес,
Поражаясь воздушной звонкости,
Зная: облако – лишь вода.
Ты похож с небоскребом стойкостью
И стремлением в никуда.
Первый вдох, первый крик и шаг,
Первый снег и платок пуховый.
А могла бы начать и так:
"В жизни столько всего плохого"...
© Валерия Коренная
↑ Наверх
В голове отпечатался грохот снарядов
В голове отпечатался грохот снарядов,
А закроешь глаза - видишь взрыв.
И внезапно упал тот, кто шел с тобой рядом,
Твое тело собою закрыв.
Ты всегда на войне. Ты - с вестями пропавший.
Кто посмеет тебя обвинить?
Искупивший вину, в ней себя искупавший,
Ты хотел одного - просто жить.
Невозможно развидеть печать на сетчатке
С почерневшим, расплавившимся сургучом.
Ты пытался забыть, ты дополз до Камчатки,
Но не смог рассказать ни о чем.
Ты всегда на войне. От грозы - содрогнешься,
В зеркалах - разглядишь блиндажи.
Ты с нее никогда, никогда не вернешься,
Даже, если останешься жив.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Во дворе стоит беседка
Во дворе стоит беседка, мы мальчишки,
Мы солдаты, а солдат не выбирает,
Нам - война, а не игрушки и делишки,
Это деды в домино пускай играют.
Им-то что? Отвоевали, отслужили.
Мы от зависти краснели, как невесты,
Вот, герои - наши деды, вот, так жили!
Из какого-то другого деды теста.
Наши игры – деревянный пистолетик
И оранжевая дура – неваляшка,
И трамвайный недоеденный билетик,
И закопанная в чернозём стекляшка.
"Эх, сынок", - вздыхал отец, когда был трезвым,
Как напьется, так разбудит и глухого.
А портфель, подпрыгивая резво,
Кавалер из параллельного шестого
Нёс за Светкой - мисс невозмутимость,
За нее сражался ты и сам бы,
Даже предки, видя твою хилость,
Отдали тебя учиться самбо.
На тебе солдатская фуражка,
В сердце - незалеченная рана.
Лаконична короткометражка,
Титры уползли в нутро экрана.
Всем досталось по одной затяжке.
Нет беседки. Жаль, что век не выбирают.
Выстрелы гремят или костяшки?
Это деды в домино играют.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Вот и все загадки
Вот и все загадки
Непростой души -
За большие бабки
Развлекай, пляши.
"Радуйся, старуха,
Ты ж не оккупант, -
Дьявол шепчет в ухо,
Теребя брильянт, -
Обвини евреев,
Их детей и вдов".
Злато от кощея
Свято, без следов.
Запоёт певица,
Раскатав губу.
В балаклавах лица
Раздадут судьбу.
В каждой статуэтке
Спрятан вектор-приз,
Золотые клетки
Черноты кулис.
В них из-под софитов
Занырнуть легко.
С ростом аппетитов
Ширится брюшко.
Отменяем завтра,
Все живем сейчас,
Никаких "внезапно",
Жизнь даётся раз.
В каждом маскараде
Прячется "авось".
При любом раскладе
Не сместится ось.
Те же миллионы,
Те же времена.
Та же аксиома:
За чумой - война.
Хлеб из-под прилавка -
Ждут от матерей
Семеро по лавкам
Участи своей.
Вот и все загадки -
Человек есть раб,
На раба есть бабки -
Безотказный кляп.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Все, кто уходят, прощаются
Все, кто уходят, прощаются, даже закаты,
Чтобы назавтра себя повторить по-другому,
Годы прощаются тоже, сезоны, декады,
Годы, они - те же дети - уходят из дома
И возвращаются, чтобы проститься с тобою.
Только заметнее нынче всё исчезает.
Вот, и сегодня сиял над рекой голубою
Этого года последний солнечный заяц.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Всех запретили
Всех запретили, когда осознали,
Что путь не проложен по красной дорожке.
Всех обнулили, сердца поменяли,
Смайлики вместо лица - на обложке.
Хлоркой сводили опасные лица,
Стёрли посаженных в тесные клетки
И продолжали патроном крутиться
В ускоренной чертовой русской рулетке.
Известно, что многажды битый крепчает,
Его закаляют паучьи соцсети,
Он крепок настолько, что не замечает
Упавших собратьев в дорожном кювете.
Как рейс, улетающий в бешеный ливень,
Бессмысленно спорит с капризной погодой,
Так стать невозможно еще несчастливей,
Когда, вместе с сердцем, забрали свободу.
Когда ты не ясен и слишком опасен
Кому-то другому, когда в его власти.
В начавшийся век эзоповых басен
Выжить возможно лишь на пенопласте.
Он лёгок и мягок, его ветром сносит,
Бесплотность его бороздит океаны,
Прилипчив в быту, пыль - в квартирном вопросе,
Прописка его - целый мир, а не страны.
Не тонет, не стонет в толпе беспилотной,
Она состоит из похожих прохожих.
Как всяких размеров пустые полотна,
Мечтающие стать великими тоже.
И приговорит прокурор прокурора -
Для хлеба и зрелищ готова афиша.
И выплюнет выстрел контрольный Аврора
В затылок империи, всех запретившей.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Всё идет по плану
Всё идет по плану:
Триумфальный марш
С дробью барабанной
Превращают в фарш.
Новые отряды
Втаптывают снег.
Под разрыв снарядов -
От тюрьмы побег -
Прямо в лапы смерти,
В бой, по номерам.
Письмецо в конверте
Весом в девять грамм
Принесёт блокадный
Вечный почтальон.
Как война нещадна,
Не забудет он.
Всё идет по плану:
Взятый напрокат,
Словно оловянный,
Неживой солдат,
Но стреляет метко
В сына и отца.
Русская рулетка
Крутит до конца.
Он до ветерана
Дотянуть не смог.
"Всё идет по плану,
Отдохни, сынок.
А на деньги эти -
Памятник и крест.
Всё ж, "герой" в анкете
Лучше, чем арест".
Паника в эфире,
ЧВК, ЧК.
И диван в квартире
Вдавлен на века.
Врать свои не станут,
Все повяжут всех.
Всё идет по плану,
Как и контруспех.
Краденые дети
Из чужой страны -
Имена в анкете
В круг обведены.
Их лишили речи,
Матерей, семей.
Гнёзда человечьи -
Лоты лотерей,
Страх перед экраном
С баснями царя.
Всё идет по плану:
Казни, лагеря,
Новые изгои,
Сроки без суда,
Никакого горя,
Гибель - не беда.
Отобрали совесть,
Обобрав вконец,
И смогли рассорить
Миллион сердец.
Стукачи плодятся,
Страх в самом Кремле,
Города ложатся,
Тысячи - в земле.
Липкого дурмана
Напилась страна.
Всё идет по плану,
Если цель - война.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Выйди из комнаты
Выйди из комнаты - замкнутой клетки.
Время уехать, покинуть гнездо.
Мир - колесо красно-черной рулетки
С шансом провала зеро в решето.
То, что останется в донном осадке,
То и запомнится в жизни твоей:
Дом, где играешь ты с матерью в прятки
Или встречаешь отца у дверей.
Дом, где тепло, невзирая на холод,
Где никому не наносят вреда,
Где любят тебя больного, плохого,
Где ожидать тебя будут всегда.
В эти минуты, не осознавая,
В сердце твоем поселилась душа,
С каждым ударом судьбы умирая,
С каждым биением пульса - дыша.
В бездне ее нет сомнениям места.
Пусть соблазнительны прелести зла -
Или прибьешься к чужому подъезду,
Или сбежишь от чужого стола.
Не торопись, погоди возмущаться,
Не направляй на себя остриё.
В комнату будешь ты вновь возвращаться,
Сколько бы ни выходил из нее.
Можно оставить зарубками метки,
Но ничего не бывает трудней,
Чем заключенным быть собственной клетки
В общей тетради жизни своей.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Я как поэт, разносчик дум
Я как поэт, разносчик дум,
И как артист с нетрудной долею,
Скажу: писать стихи - еще не ум,
Играть на сцене и в кино - тем более.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Я сегодня словообязанныйю
Я сегодня словообязанный,
как никогда.
Мы одной пуповиной связаны,
мы поезда.
Мы по рельсам летим накатанным
без тормозов,
Для самих себя не разгаданы,
рот - засов,
Закрываем, тайком от совести
(жизнь - игра),
Если в нашем в летящем поезде
конура
Остаётся клубком недвижимым,
на шатёр
И ему подобные хижины -
есть костёр.
На орбите - сумбур и паника,
скрип колёс,
Все - от странника до карманника -
под откос.
В рюкзаке, где рубли и рупии -
колбаса,
И когда машинист в безумии
тормоза
Отключил над звенящей пропастью,
сам - в кювет,
Для кого-то последней новостью
станет свет,
Что струится сквозь свитер вязаный
и года.
Я сегодня словообязанный,
как никогда.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Стёртое человечество
Стёртое человечество -
холст, отбелённый дочиста,
след, затерянный в вечности,
в небесах.
Как человек-одиночество
в жизни, прожитой начисто,
каждый внутри бесконечности
колеса.
Замкнутый круг на поверхности -
спорного, в общем-то, качества -
тоже, ведь, часть одиночества
космоса -
этой неслыханной штучности,
где зависает над пропастью
стрелка безумного, шалого
компаса.
Сшиты и связаны петлями
мастером тонкой дотошности
неповторимость снежинки и
веточки.
Это и есть одиночество -
лучшее, может быть, качество
как доказательство прочности
вечности.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Завет бывалого
Жизнь бестолково прожита.
Из-под пододеяльника
Спросит она: "И что же ты
Так и не стал начальником?
Не рассказал преемникам -
Этим безгласным роботам.
Опыт в чужих учебниках
Не называют опытом.
Чтобы блистать на постерах,
Хватка должна быть акульей,
Надо уметь одним познером
Сидеть на обоих стульях".
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Я стихи сочиняла в стол
Я стихи сочиняла в стол,
Собирала гербарий из них,
А когда накопилось штук сто,
Я открыла свой первый стих
И увидела в нем мрак,
И почувствовала боль,
И сказала себе: коль
Со стихами всегда так,
То не буду писать про боль
И не стану слагать про страх,
Просто буду самой собой
Не в судьбе своей, так в стихах,
В перевёрнутых запятых,
Что выводят на верный след,
Не боясь удара под дых,
Не считая потерь и лет.
Доиграть за других роль
За собой оставляя штрих.
В чей-то дом придет бандероль
В виде нескольких книжек моих.
Вряд ли выйдет дождаться письма,
Я уже подглядела ответ:
"Даже там, где кромешная тьма,
Обязательно будет свет".
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Здесь было, а может быть, будет
Здесь было, а может быть, будет
всё то, что любили и люди,
и птицы:
восторженно-жаркое лето,
конечно, с зеленой каретой,
с возницей
И девочкой с розовым бантом,
двором со звенящим дискантом,
старушкой,
поющей смешные куплеты,
и мальчиками с пистолетом-
игрушкой.
Их скоро отправят на передовую,
где то, что они увидят вживую,
не снилось,
не стало надежной защитой,
и кровь из коленки разбитой
сочилась
Сквозь веки, века.
По пустыне, бетонке
сплошным океаном
давили потомки,
не зная, что больше
не повторится
всё то, что любили
и люди, и птицы.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Живут где-то люди
Живут где-то люди, не злясь и не ссорясь,
Там стопочкой судьбы лежат запасные,
Ты сам выбираешь на вкус и на совесть
Одежды и сны, и рассветы цветные.
Но это, наверно, другая планета,
Созвездие или галактика даже,
Но только тебе не расскажут про это
Ни в Лувре, ни в Лавре, ни в Эрмитаже.
Я слышала: море сегодня ревело,
И плакало солнце на небе закатном,
Просило оно, чтобы мир чёрно-белый
Всегда оставался за сценой, за кадром.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Жизнь - не игра
Жизнь - не игра, и люди - не актёры,
Марионетки в опытных руках.
Гримёры, билетёры, режиссёры
На ниточках болтаются в веках.
На семь сюжетов - миллионы судеб,
Одна другой - печальней и страшней,
Где зрители, участники и судьи
Обмануты великостью своей.
Где каждый - на охоте, на корриде -
Уверен, что он вычислил пароль
И, ниточки прозрачные не видя,
Заглавную свою играет роль.
© Валерия Коренная
↑ Наверх
Зверинец
В зверинце нашем – новые законы:
Тот, кто за мир, теперь не друг, а враг.
То шмель перелетит границу зоны,
То подожгут элитный наш барак.
У нас есть царь – невзрачный с виду,
Но как он совершенствует закон!
При нем всегда собачья свита,
Он назначает комендантов зон.
Как все на свете и цари, и короли,
Живет он, подозрением ведомый.
Вчера, в который раз, перенесли
Квартальное собрание дурдома.
Хотя все буйные живут в спец-клетках,
Мясные дни у них по четвергам.
А то, что птицы гадят нам на ветках,
Так, это хорошо, говно – к деньгам.
Сам царь, немногословный по природе,
– Я слово честное, – сказал, – даю:
Вы в царствие животных попадёте,
Там пенсию получите свою.
В зверинце, как везде, отбросы общества –
Где что прихватят, то и прожуют,
Нет паспортов, нет имени и отчества,
Мычат, что им травы недодают.
Вот, пишет бык: «Жена моя, корова,
С которой я живу десяток лет,
Вдруг, видите ли, стала нездорова,
Мол, потому, что в стойле душа нет.
Она с рождения живет без душа.
А началось внезапно, как артрит,
Когда ее свозил в Париж чинуша
На случку с представителем элит.
Там ей на счастье выдали подкову.
Вернулась вся в шелках и кружевах.
Вы видели жену мою, корову?
Попробуй, ущеми ее в правах».
Нам стали часто присылать проверку –
Что с нас возьмешь, как говорят в народе,
Когда жирафы ждут команды сверху,
А с голоду никто не дохнет, вроде.
Когда-то мы не знали бандитизма,
Но наш солист спецблока соловей
От распирающего грудь патриотизма
Стал каркать на затравленных зверей,
Пугать сниженьем нормы корма,
Рабочею неделей в девять дней.
Мы недовольны этим, но покорны,
Ничем не отличаясь от людей.
Порядки новые в прибрежной зоне,
Подводным надзирателем стал кит.
Такая мода в нынешнем сезоне –
То дятел стукнет, то мышонок напищит,
То слон перешагнёт в овраг, где враг,
То белка-перебежчица – в крапиву,
То спрячется под камнем красный рак –
Боится, что съедят его под пиво.
Оленям, вон, раздолье до Камчатки,
А то, что у дельфинов нет воды,
Не наше дело, свиньи же в порядке
И хрюкают от кайфа, не нужды.
Нас войско тараканов охраняет,
Как грамотно станцованный балет.
Медведю, правда, что-то подсыпают,
И он рычит: «Держитесь, корма нет»,
Страдает перебоем аппетита,
Еще бы – сам когда-то был царём.
Пришлось вернуть назад почетный титул
И объяснить: «Чужое не берём».
А царь зверей жил долго без царицы,
Но тут в подарок панду завезли.
К ней волки бросились, ослы, тигрицы,
Сурка слепого ближе подвели.
Две куропатки подлетели – белоручки –
И в крыльях принесли мешок зерна,
К ней ёжик навострил свои колючки –
Пушистости забрать себе сполна.
Семейство чаек подарило рыбу –
Всё, что собрали в непростой момент.
Орёл в когтях доставил бюста глыбу
И водрузил ее на постамент.
Влюбились в панду взрослые и дети,
Ей предлагали транспорт и жильё,
К ней заяц подбежал в бронежилете,
Чтоб выразить почтение своё,
Ей дрозд исполнил парочку романсов,
Пока проверку проводил конвой.
Но царь есть царь, что значит: "нет ни шанса".
И панду он привел к себе домой.
В подарок – горностая с белой грудкой.
Об этом растрезвонил попугай,
Забив травой хмельною самокрутку:
– Зачем, – вдохнул он, – панде горностай?
Вопрос повис в испуганном зверинце.
Что горностай? Угодья и дворцы,
Невиданные нам, зверям, гостинцы,
Как на подбор, в конюшне жеребцы.
У панды воскресенье – всю неделю,
Ее обмазывают глиной, мнут бока.
Узнав об этом, страусы сдурели
И высунули морды из песка.
Выпрыгивали ласточкой дельфины,
Крылом махала нервно стрекоза
И, накачавшись всласть адреналином,
Круги наяривала в озере коза.
Мы жили дружно, как семья большая,
Но царь, в обиде на соседний двор,
Считая, что его не уважают,
Нарушил межзональный договор
И двинул полк на вражеских соседей,
Он уверял, что мы спасём своих,
В три дня зверинец приведем к победе,
Таких, как мы, великих, нет других!
– Не время принимать сейчас парады, –
Сказал с трибуны царь под общий рёв, –
Идут на нас в накидках цвета радуг
Отряды грозных геев-воробьёв,
А в наш священный бой идут мужчины,
Сражаются за правду день за днём,
Вон, зяблики стиральные машины
Несут на тонких шеях под огнём.
Мы помним поимённо всех героев,
Слова для них найдем и горсть земли.
До севера из царственных покоев
Бумажные газеты завезли,
В них пишут, что бежит зверьё из клеток,
Что львица укатила в дикий край –
Увез на гриве лев ее и деток,
Покинув знаменитый их сарай.
Посыпались вопросы прямо в прессу,
Где председательствуют умные мужи
Различного влияния и веса,
Отбывшие свой срок за грабежи.
«Баран упрям. Что делать? Подскажите».
«Енот дерётся с уличным котом».
«Фураж у вас украли? Докажите.
Звоните: два-ноль-два, уханьский белый дом.
От них зависит всё: кто будет выбран –
Хомяк нахальный, чокнутый койот?
А наша ветеранша сцены выдра
Концерт патриотический даёт.
Ей подпевают пони с волосами,
На подтанцовке у нее бурундуки,
А филин, страшно хлопая глазами,
Меняет бороду, усы и парики.
Галдят сороки, по уши в грязище,
Они всегда галдят по мелочам.
У нас экраны есть с духовной пищей
И место, чтоб плодиться по ночам.
Согласно цифрам, стало больше сена,
И это чувствует наполненный живот.
В зверинце появилась гигиена –
К нам, наконец-то, провели водопровод.
Поставили сверхмодные вольеры
Из пенопласта, не из чугуна.
Солома в стойлах, тля единой веры,
Есть комбикорм и место для гумна.
Мы стали и добрей, и безотказней,
Цветок подносим волку-скрипачу.
Мы перевыполнили норму казней
И движемся вперед плечом к плечу.
Мы не бежим, мы все верны зверинцу –
От леопарда до старейшего бобра,
Царю верны – всеобщему любимцу,
Он обещал нам светлое вчера.
Его пресс-секретарь – хитрющий ворон,
Где подстелить соломку, знает он,
И там, и сям ведет переговоры,
Играя за любую из сторон.
Он вовремя подвинется в сторонку
И донесет, что надо, до верхов.
Он, говорят, пристроил воронёнка
В спецроту индюков и петухов.
Царь, вопреки всем слухам и наветам,
Не крыса и не мышь, но любит тьму.
Там, под землёй, спокойней, чем под светом,
Давно не верит царь наш никому.
Стал подозрителен, его кручина гложет.
Спецкорм ему отдельно подают,
Он долго по ночам уснуть не может –
Звучит в его ушах: «Капут, капут».
Гуляют слухи о какой-то смуте,
Что на чужбине царь – кругом изгой,
И говорят еще, что он «капутен»,
Как каждый смертный, посланный им в бой
И каждый, кто отправлен за решетку
По властному решению царя.
Сова размешивает пиво с водкой
И пьёт ерша с ершом у свинаря.
Бизонов зарядили в гарнизоне
Для усмирения толпы и для битья.
Пожизненное «за измену зоне» –
В законе нашем новая статья.
Повсюду камеры стоят, капканы,
К нам запустили ядовитых пауков.
Сам суслик начинает день стаканом
Креплёного из царских погребков.
Всё знают любознательные птички,
Умеют головы котам вскружить.
И только овцы блеют по привычке:
«Как хорошо-о-о-о в звери-и-и-нце жить».
Хихикают хихитрые лисички,
Выискивая жемчуга в зерне.
А мы ошейники затянем по привычке
И дырочку добавим на ремне.
© Валерия Коренная
↑ Наверх