← Назад к списку годов

СТИХИ 2017

Больше не осталось весны

Больше не осталось весны, ты слышишь, мама?
Нет давно уже, мама, войны, остались шрамы.
Я уже большая сама – мне двадцать восемь,
Я понаписала тома со словом «осень»,
Я поуходила "навек", повозвращалась,
Мне притормозить бы свой бег, хотя бы малость.

Мама, я к своим сорока – хоть каплю, лучше?
Может, стала крепче строка? А может, круче
Пишется с годами сюжет? Ценнее опыт?
Может быть, плавнее мой жест и тише шёпот?

Мама, мне уже пятьдесят. Ну, правда, хватит.
Может у меня быть свой взгляд? Мужик в кровати?
Может у меня быть весна в январской стуже?
Как-то научилась сама готовить ужин,
Как-то дожила до седин в своей светёлке,
Но-шпа? Валокордин? Их нет на полке.
Что же, что суставы скрипят в конце программы?
Я уже старше себя, ты слышишь, мама?

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Распорядитель

Нас сводит тот, кто может развести.
Зачем распорядитель этой драмы
Пускает нас в расход, на конфетти,
И каждого – в конце своей программы?

К чему ему фальшивый фейерверк,
Когда вокруг – величие восходов?
Он трудится зачем из века в век,
Сооружая праздник из ухода?

Хорошего нет в этом ничего,
Не надо делать вид, что всё нормально,
Уходят все, ушедших – большинство,
Цена ухода тоже минимальна:

Короткий спич, что «он был лучше всех»,
«Она была красивой, умной дамой».
Зачем ему сомнительный успех?
Зачем он стал гвоздём чужой программы?

Он разум дал, чтоб ты осознавал
Неотвратимость своего ухода?
А он пока устроит карнавал
На фоне равнодушного восхода.

Из века в век всё тот же ритуал
Он исполняет здесь собственноручно:
Мы для него – расходный материал,
Все оптом, не по группам, не поштучно.

И кажется, что держится земля
На тех, кто это всё не принимает,
Кто голого прикроет короля,
И есть всегда «который не стреляет»,

И где-то рядом есть мальчишка-принц,
Он маленький, но искренний и верный,
Есть малый шанс, что мы с тобой – из птиц,
И есть Икар в любом из нас, … наверно.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Киноэкран

Сегодня на моём киноэкране,
где никогда не повторяется сюжет,
где каждый день – причудлива картинка,
сегодня здесь тревожно и красиво,
напротив – дышит город,
и я вдыхаю вместе с ним
декабрь,
который всё ещё не зол,
пока нет мысли отомстить
всем тем, кто были до него
и нарушали скорость дней
и череду сезонов,
пока ещё он не проснулся,
не вышел из осенне-летней спячки,
не закидал снежками
пасмурных прохожих,
и каждый странник – он немного пешеход
в начале декабря
и путешественник – в одном флаконе,
а значит, пешеходственник*, который
снимает то, что никогда
не повторится больше –
картинку на моем киноэкране.
 
* автор слова "пешеходственник" Lisa Mordkovich.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Папе

Который век беснуется прибой,
который год я говорю с тобой,
но снова из прозрачной пустоты
не отвечаешь ты.

И я дрожу, как тонкая струна,
которая звучит, когда она
касается руки,
как берега - реки.

Ты мне играй, а я тебе спою,
и эту песню светлую мою
я пронесу сквозь годы, папа,
и ты поднимешься по трапу,

взлетишь, меня увидишь с высоты -
с веснушками девчонку, молод ты,
и тёплая - твоя ладонь,
и нас с тобою не разлить водой.
Который год, в день первый декабря,
твой день рожденья, папа, без тебя.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Листья летят на юг

Листья летят на юг,
Падают птицы вниз,
Вместо дождей и вьюг –
Пальма и кипарис,

Вместо разбитых сердец –
В ящике есть запас,
Каждый – мудрец, глупец –
Делает свой заказ,

Каждый своё меню
Сам создаёт себе,
На Пятой живя авеню
Или в косой избе,

Каждый решает сам:
Пушкин или Дантес,
Сразу – по тормозам,
С парусом или без.

Я тоже, в конце концов,
Себе добавляю штрих.
Шарапов или Жеглов,
Я – кто-то один из них,

Да только не знаю, кто –
Тяжелый выбор в меню,
Спрятаться лучше в гнездо
И нарастить броню.

А за окном – декабрь
Прописью в паспортах.
Перевернула кадр –
Всё на своих местах:

Птицы летят на юг,
Листья падают вниз.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Завтра

Почему бы не поехать завтра,
вот, проснуться и поехать завтра,
прямо первой электричкой, завтра,
выйти где-нибудь в глухом лесу,
жить бы там, построить бы избушку,
собирать грибы и море ягод,
и любить бы женщину одну?
 
Почему бы не проснуться завтра,
с ней проснуться и влюбиться завтра,
в сотый раз в неё влюбиться снова
и смотреть в глаза ее – озёра,
как тогда, в твои/её пятнадцать,
и прожить в обнимку сотни жизней?
 
Почему бы не проснуться завтра,
снять бы трубку, позвонить бы завтра,
пусть не ходит больше электричка,
леса нет и сказочной избушки,
пусть собрали ягоды всех видов
и грибов закончился сезон,
так, хотя бы позвонить ей завтра?
 
Или пусть она сама поедет завтра,
вот, проснётся, и поедет завтра,
прямо первой электрической, завтра,
выйдет где-нибудь в глухом лесу
и увидит вдруг она избушку,
и подумает: сбываются надежды,
здесь живёт любимый мой, в избушке,
и войдет решительно и смело,
а тебя в ней, дурака, и нет.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Осень

Осень - моя палитра,
Мной возведённый сад,
Я напишу субтитром:
"Листья сухие шуршат".

Осень - струна живая,
Осень сближает сердца,
Осень мудрее мая -
Заносчивого юнца.

Осень - моя фонотека,
Мой ежегодный букварь.
Где-то, в квартале, аптека,
Здесь только я и фонарь.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Пропала связь

Пропала связь.
Я выхожу туда, где больше неба,
на цыпочки встаю
и, кажется, что дотянусь до проводов,
не тех, что надо мной, в пяти погонных метрах,
а тех, что выше облака, плывущего, как лодка,
неторопливо, вслушиваясь в вечность.

Пропала связь.
Я отправляю письма
туда, где старый почтальон
настойчиво стучится в двери,
в его руках конверт - письмо без адреса обратного,
есть только имя отправителя - Любовь.

Пропала связь. Я выхожу в эфир,
он занят отголосками созвездий, которые разбились
и - дальше - падают в замедленном кино,
сначала - брызгами - горизонтально,
и лишь потом, меняя траекторию полёта,
стремятся вниз слезами от потери
себя как целого, единого, большого.

Пропала связь.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Не случилось еще пировать

Не случилось еще пировать, догорала земля,
Не утихла еще канонада, не спели «Катюшу»,
Раскололась на три поколения наша семья,
И летали над мёрзлой землёй бестелесные души.

 Журавли замолкали, весной подлетая к Москве,
Отражалось причудливо солнце в заплаканных лужах,
И одна разведёнка всё плакалась бедной вдове,
Говорила, что бросила летом изменщика-мужа.

Я еще не явилась на свет и не скоро пойму,
Что прошедших семнадцати лет с той поры – слишком мало,
И еще не рассеялось то, что в багровом дыму
Мне потом напевала счастливая, нежная мама.

Колыбельная эта звучала всё тише сквозь век,
И тускнели цвета, становились пустыми вопросы,
И светился зрачок между створками сомкнутых век,
Ближе к станции слишком стары и скрипучи колёса.

Я уже перешла рубежи, юбилеи, года,
И сама превратилась в копилку бессмысленных связей,
Увозили подальше от дома меня поезда,
Я была за бортом, я сидела в глубоком отказе.

Слишком много усилий потратил мой локомотив,
Меньше века отпущенных лет – незаслуженно мало.
Ничего не оставила память, лишь песни мотив,
Что тогда напевала счастливая, нежная мама.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Цена

Цена ей была три копейки. Она это знала сама, читала в газете статейки, жила, не сходила с ума, пила. Кто ж не пьет нынче, други? Деревня - семнадцать домов, известно, что в этой округе - леса да морошки улов. Все знали ее как пьянчужку, воришку (по мелочи всё), и домик ее - развалюшка, и с мужем совсем не везёт - ни денег, ни совести нету, остались сарай да ведро, он мог бы пропить всю планету, коль влезло бы это в нутро. Нашли они, в общем, друг друга - и выпить вдвоем, и запеть.
А что, если, кроме досуга им нечего больше хотеть?

В тот день холод был. За морошкой отправились оба с утра, откушали хлеба с картошкой и взяли с собой два ведра. Она из морошки - варенье, компот она сварит густой. Подагра, цинга, несваренье - от всяких недугов настой.

Собрали морошкиных ягод. Смеркалось. Деревня во мгле. Вернутся домой и налягут на водку, селедку да хлеб. Она шла чуть сзади, за мужем - болото, торфяник сырой - и думала: "Что-то засушим, дотянем до лета с тобой". И вдруг, за мгновенье, нежданно, он канул в болотную тьму, она закричала гортанно: "О, боже!" Рванулась к нему, схватила руками корягу (не может здесь быть глубоко), он на расстоянии шага - так близко, и так далеко. Он воздух хватал, как ребенок, застрявший меж прутьев, в лазу. Под шляпкой укрылся опёнок, предчувствуя, видно, грозу. Она, надрываясь, кричала: "Прошу, умоляю, давай".
Болото спокойно молчало, как будто уснувший трамвай.

Он больше не мог, не сражался. Она не сдавалась беде - спасала, пока не остался пузырь на болотной воде.

Вернулась в деревню ненужной, три дня и три ночи без сна, все знали, что бросила мужа в болоте, что сволочь она, пьянчужка - полжизни в бараках - нет мечт, есть унылая быль. Списали порезы на драку, тулуп был отправлен в утиль.

Подальше от этой "злодейки" держались и кум, и кума. Цена ей была три копейки, она это знала сама.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Не каждый год

Не каждый год
уже сухие листья
становятся зелеными в дождливом ноябре,
и под ногами, кроме шелеста и хруста,
ни звука нет,
лишь воробьи по-хулигански смотрят
на тех, кто не умеет
так виртуозно и легко
болтать на проводах - их бесконечных рельсах -
и, если вслушаться, то каждый воробей
в оркестре исполняет партию солиста,
и каждый тянет одеяло на себя,
и ждет аплодисментов
от публики,
а публика, голов не поднимая,
устало смотрит под ноги, на листья,
что прямо на глазах
из желтых превращаются в зеленые
дождливым ноябрём.
Не каждый год бывает так красиво.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Ключ под ковриком слева

Я дарю тебе сердце.
Мне исполнилось двадцать,
Нет блестящей обёртки,
И не трудно смеяться.

Полюби мое сердце.
Двадцать три – это вечность,
Неужели не видишь
Ты мою безупречность?

Ты сломал мое сердце,
Когда стукнуло тридцать,
И пушистая кошка
Превратилась в тигрицу.

Заведи моё сердце,
Ключ под ковриком слева,
Я совсем не похожа
На твою королеву.

Нет гарантий на сердце,
Срока годности – тоже,
Здесь не винное царство –
Чем старей, тем дороже.

Ты прости мое сердце –
Знало всё и творило.
Обвалились ступени,
Обломались перила.

Отпусти мое сердце,
Дай побыть сиротливым,
Невозможно быть правым
И, при этом, счастливым.

Закрывается сердце.
Ключ потерян в дороге,
А у нас симметричны
Болевые пороги.

Может, проще – сначала?
Просто, лучше не будет.
Разменяли все пешки
В приоткрытом дебюте.

Мы с тобою неплохо
Будем рядом смотреться,
Забирай, мне не жалко,
Я дарю тебе сердце,

Если только не поздно,
Мне, конечно, не двадцать,
Изменилось не много –
Стало трудно смеяться.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Ты сам себе фонарь

Ты сам себе фонарь,
Свети себе в пути,
Подзаряжайся днём
От солнечных лучей.
Возьми себя в карман
И по полю иди,
И по морю плыви
В безмолвии ночей.

Ты сам себе звезда,
Загадывай себе
Желания любви
Среди других незвёзд.
Возьми себя в рюкзак,
Вези себя в арбе
И сделай из лучей
Своих воздушный мост.

Ты сам себе маяк,
Захочешь - погаси
Себя на полчаса,
На день или на миг.
Возьми себя в ладонь,
Как огонек такси,
Свободным ветром стань
И чистым, как родник.

Богач или бедняк,
Упавший из гнезда,
Взлетевший к облакам,
Паромщик и звонарь,
Ты сам себе маяк,
Ты сам себе звезда,
Ты сам себе луна,
Ты сам себе фонарь.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Плыл парусник безмачтовый

Плыл парусник безмачтовый,
а я росла безмечтовой,
как стебелёк, помеченный
промчавшимся дождём,
и в синем море парусник -
большой плавучий памятник -
как отголосок памяти,
уплыл своим путём.

Уплыл, что тут поделаешь?
И осень пожелтелая,
которую одела я
всю, с головы до ног,
в наряды бабье-летние,
свои часы последние,
не торопясь, направила
дорогой на восток.

Скользило солнце к западу,
и было мне не завидно,
что солнце может запросто
идти своим путём,
я выросла безмечтовой,
а парусник безмачтовый,
как стебелёк измученный,
растаял под дождём.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Время

Господи, время, куда ты так мчишься?
Что ты пытаешься этим сказать?
Что ты, как глупый, чумазый мальчишка,
Ни на секунду не можешь устать?

Что ты не спишь день за днем, год за годом?
Притормози, оглянись и замри,
И научись наслаждаться погодой,
Рыжим закатом, прохладой зари.

Время, постой, ты ж несёшься по кругу,
Кто тебя гонит? Твоё колесо -
Ни ноу-хау твоё, ни заслуга,
Это не больше, чем обруч в серсо,

Это всего лишь простая уловка
Или удавка, уж как посмотреть.
Время, тебе хоть бывает неловко?
Что ты стегаешь собою, как плеть?

Всюду ухабы, изношено стремя,
Цифры не так уж опасны вблизи,
Только летит равнодушное время
Стрелкой, привязанной к центру оси.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Серёга

Серый дом, окраина деревни,
месит грязь Серёга-тракторист,
ритуал – простой, как мир, и древний,
как пергамент, как дубовый лист,
 
всё, как надо: есть цветы, бутылка,
сорок пять – невидимый рубеж,
он коснулся бритого затылка,
всё в порядке – он сегодня свеж,
 
он не пьет сегодня, как обычно,
он, в отличие от сотен дней,
направляется к Людмиле лично,
предложенье делать будет ей,
 
предложить он может ей хозяйство:
огород, десятка два курей
и себя, Серёгу, без зазнайства,
после первой – он всегда добрей,
 
он ей скажет, что пора семьёю
стать единой, общим сделать дом,
если надо, мебель со скамьёю
может сбить, наследников потом
 
будут делать, годы – не помеха,
заживут, не хуже, чем Иван
со своей женою, нету спеха,
если печка есть и есть диван,
 
он, Серёга, знает, что сегодня
всё решится, жизнь дана одна,
это, как с желаньем новогодним,
только согласилась бы она.
 
Глядь, Людмила выплывает павой,
и сверкает шёлк её волос,
с ней – мужик в очках с большой оправой,
он несёт коньяк с букетом роз.
 
Свет померк, не стать Серёге мужем
и счастливых не видать деньков…
Долго он стоял продрогший в луже
с водкой и букетом васильков.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Всё возможно

Всё возможно. Даже утро
может быть совсем не страшным,
утро может встретить, словно
вы знакомы с ним давно,
утро может улыбнуться
в круглом зеркале из ванной,
заварить покрепче кофе,
солнцем заглянуть в окно.

Всё возможно. Даже осень
может стать началом жизни,
шелестеньем под ногами,
клёном, знающим секрет,
осень может, не прощаясь,
раствориться по-английски,
а потом прислать записку,
что ее в природе нет.

Всё возможно. Даже месяц
может и не стать луною,
если в телескоп уткнуться
и не видеть, что вокруг,
месяц может раскачаться
и повиснуть на лиане,
а потом нырнуть, как профи,
под старинный акведук.

Всё возможно. Даже ливнем
можно смыть все неудачи,
надо просто не бояться
в ливне солнце разглядеть,
каждым утром, каждый месяц,
каждый день – другой сценарий,
всё возможно. Даже счастье,
стоит только захотеть.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Ленка

Жизнь у Ленки из «четвертого» – не сахар,
Раскурочила жизнь Ленку на детали,
Каждый день ее – одна сплошная сага,
И фантасты о подобном не мечтали.
 
Ленка шить умеет скатерти и платья,
И подружки есть, и Ленка не болтушка,
Муж приедет, заключит ее в объятья
И подарит дорогую безделушку.
 
Ленкин муж – большой по бизнесу начальник,
У него давно контора в Эмиратах,
Он однажды ей привез такой купальник –
Ахнуть! Стоимостью в три его зарплаты!
 
Он всегда домой с букетами приходит,
Называет он ее любимой часто,
Есть у Ленкиного мужа пароходик,
А над ним самим – ни бога, ни начальства.
 
С мужем было всё неплохо лет пятнадцать,
Уезжал в другие страны он надолго,
По утрам училась Ленка улыбаться,
Ночью плакала в подушку втихомолку.
 
– И чего ей не хватало, дуре этой? –
Шепчут бабы во дворе, дыша ей в спину, –
Муж богатый, дети тоже – эстафетой,
И саму ее хоть завтра на картину.
 
Дура-Ленка не могла никак смириться
С тем, что муж давно живет второй семьёю,
Оказалось, у него в Москве девица,
Ленка видела на фото их обоих.
 
Обнимаются на кожаном диване,
Столько счастья у него в горящем взоре.
И рыдала Ленка, отмокая в ванне,
И петлю сооружала в коридоре.
 
Ночью Ленку спас звонок по телефону,
Стало легче – перемыла мужу кости.
Одноклассница купила за кордоном
Тихий домик. Ждет свою подругу в гости.
 
Ленка вытерла слезу и сшила платья
И подруге, и себе, взяла билеты,
Отдохнула всей своей красивой статью
И вернулась, вся цветущая, как лето.
 
… Развелись. Муж щедро отдал ей квартиру,
У нее свои друзья, своя тусовка.
Чтобы больше остроты придать гарниру,
Бывший муж купил напротив «стометровку».
 
Он теперь глядит на Ленку крупным планом –
Целый день сидит с подзорною трубою,
Видел Ленку на диване с капитаном
И чуть было не рехнулся головою.
 
А девица, что в Москве, его забыла,
Обозлился он на жизнь и смотрит волком,
Ни жены теперь у бывшего, ни тыла,
Есть подзорная труба, да что в ней толку?
 
Он вернуться хочет к ней, но только Ленка
Заблокировала все его контакты,
Равнодушна стала к бывшему, как стенка,
Для которой не важны ни суть, ни факты.
 
Ленка дни свои проводит не напрасно,
Привела в порядок и лицо, и тело,
Пусть он знает, что живется ей прекрасно,
Лет на двадцать пять она помолодела.

Пусть он смотрит на нее на расстояньи,
Пусть он знает, что она не лыком шита,
Что не нужен ей ни он, ни покаянье,
Дверь и сердце пред ним теперь закрыты.

Бывший водку запивает кока-колой,
Он не знал, что не бывает пусто место.
А напротив – по квартире ходит голой
Дура-Ленка из четвертого подъезда.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Я была тогда одета

Я была тогда одета,
Но с распущенной косою,
За спиной сиял Манхэттен
Неземной своей красою,

Солнца луч на небосклоне,
А на речке – пароходик,
Я стояла на балконе,
Он снимал меня на фотик.

Словно на одной орбите,
Мы шутили и смеялись,
Он спросил меня: «Скажите,
Вы в мультфильмах не снимались?»

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Несколько советов юным дамам

Несколько советов юным дамам
Дам я, независимо от возраста:
Чтоб легко выдерживать удары,
Чтоб ни одного седого волоса,

Чтобы ноги прыгали, как в юности,
Чтобы тело гнулось, как у кошечки,
Чтобы в голове - ни капли дурости,
Чтоб IQ поднялся, хоть немножечко,

Надо просыпаться позитивною,
Выпивать стакан воды заряженной,
Надо быть веселой и активною,
Если сучкой, только сучкой крашенной.

На пилатес, йогу, в спа и сауну,
Появляться на крутых премьерах,
В общем, стать нетрудно клёвой самою
И желанною в особых сферах.

На лицо с утра наносишь кашицу,
Учишься красиво улыбаться,
Засыпаешь, и тебе всё кажется,
Что еще не сорок пять, а двадцать.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Не Лера

Сашка, Витька, Женька, Линка,
Мы с тобой две половинки?
Может, мы с тобой партнёры?
Государственны поборы
Может, делим на двоих?
Может, помогаешь стих
Ты писать мне каждый вечер?
Может, мне ангину лечишь
Или спинку, может, трёшь,
К юбилею даришь брошь?
Может, мы с тобой встречали
Новый год и, я в печали
На плече твоём рыдала,
Было слышно за кварталы,
Говорила, он, мол, сволочь,
Не окажет даже помощь,
Не придет холодной ночью?
Или, может, ты воочию
Убедился в том, что где-то
Есть хоть парочка куплетов,
Мной написанных когда-то
Для твоей, немалой даты?

Так чего ты мне "Валерка"?
Я ж почти пенсионерка,
Я могла бы быть прабабкой,
Если б рано родила,
Так что, ты прими на веру:
Надо звать меня "Валера",
А не Лера, слышь, не Лера.
Всё сказала. Я пошла.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Женщина. Жена. Любовница.

Женщина. Жена. Любовница.
В поле идеальна и на кухне.
Утром - неприступная чиновница,
К вечеру - блондинистые кудри.

Борщ наварист, а цыпленок -  жареный.
Ни капризов, ни одной морщины.
Умная и добрая. Не жадина.
Идеальная мечта мужчины.

Не горят котлеты. Дети вымыты
И гоняют гармонично гаммы.
Сын красивый, просто, папа вылитый,
Дочка лучшее взяла от мамы.

Кофе не сбежит. И не поранится
Палец. Защитила диссертацию.
Любит мужа. Не глупа. Не пьяница.
Документы есть и регистрация.

Голос нежный. Шелковистость кожи.
С ней любой захочет на вершину.
От нее носок посметь не может
Спрятаться в стиральную машину.

Всё в её руках цветёт и спорится.
Дом сверкает. Пол, помытый дочиста.
Женщина. Жена. Любовница
По ночам скулит от одиночества.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Брат

"Здравствуй, сестричка, любимая Светочка,
Я нахожусь на вершине горы,
Просто решил написать тебе весточку,
Вспомнились наши с тобою дворы,

"Салочки", "классики", "море волнуется",
Не обыграл я тебя в "дурака",
Как мы с тобой выбегали на улицу,
Как откололи кусочек "волчка",

Чтоб посмотреть, "из чего он устроен-то?",
Как я раскрасил мелками пальто,
Как ты учила меня: "Синусоида -
Это кривая, и больше ничто".

Знаешь, сестричка, жизнь тоже неровная,
Ей не подходит по формуле жить,
Главное, мы с тобой - единокровные,
Значит, мы будем друг друга любить.

Всё, что случается - закономерное,
Неодолимых нет в мире преград".
... Это мой брат написал бы, наверное,
Если бы был у меня этот брат.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Не болело оно

Не болело оно, не давало сигнал,
Просто замерло вдруг, без шумихи,
Доктор что-то писал в медицинский журнал,
Сын стоял побледневший и тихий.

Я смотрел в тишину, взгляд не мог отвести,
Видел лодку с включённым мотором.
Неизвестное что-то щемило в груди,
В доме тихо задёрнули шторы.

Я лежал на кровати, глядел в потолок,
Понимал, что я - здесь, что неспящий,
Первый раз сам с собою я вёл диалог.
Полседьмого показывал ящик

В правом нижнем углу. На экране - кино.
Я буквально почувствовал кожей,
Будто свет вижу там, где должно быть темно.
Доктор с сыном шептались в прихожей.

Я присел на кровати. Не понял никто,
Не заметил, не вскрикнул, мол, жив он,
Доктор с вешалки снял в мелкий рубчик пальто
И сказал, что погода паршива.

Я поднялся с кровати, воздушный, как пух,
Обернулся - я спал, но без храпа.
Дверь закрылась за доктором. Сын сказал вслух,
Посмотрев на меня: "Как же, папа?"

Я смотрел на себя, понимая, что жив,
Неужели сын это не видит?
Лифт спускался, я молча считал этажи,
Было тихо, как на панихиде.

Я отчетливо понял, что это сигнал,
Надо, чтобы хоть кто-то очнулся,
Сын куда-то звонил, что-то быстро писал.
- Сын, - я крикнул. Он не обернулся.

Доктор денег не взял - слишком поздний визит.
В доме стали смолкать разговоры.
Видел я, как по озеру лодка скользит,
Только звуков не слышал... мотора.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Письмо Никитину

Ты помнишь? Это я, Егорова.
Смотрела на тебя и таяла.
Ты на гитаре шпарил здорово,
А я читала вслух Цветаеву.

Ты был умён, я - слишком ветрена,
Была сплошным твоим мучением,
А для меня тянулись медленно
Минуты без тебя вечерние.

Мы были рядом этой осенью,
В другой стране, в другом столетии,
Нам было тридцать лет до проседи
И до пятидесятилетия.

Я в соцсетях тебя увидела,
Узнала имя и фамилию,
Смотрю, лицо твоё, Никитина.
Ты помнишь, как дарил мне лилии?

Срывал их на пруду заброшенном,
Как называл меня "девчонкою"
И говорил: "Тебе, хорошая",
И обнимал за плечи тонкие.

Ты стал большим ученым-физиком,
Самим творцом труды оформлены,
Ты знаешь, что не место - мистике,
Когда законы есть и формулы.

Ты позабыл струну гитарную,
Не помнишь, как гонял за ветрами,
Как мы, друг с другом солидарные,
Бросались в травы предрассветные.

А я пишу себе тихонечко,
Простыми обхожусь аккордами,
Не сожалею я нисколечко
И не гоняюсь за рекордами.

Мы были необычной парою:
Влюбленные несочетаемо.
Скамейку помню в парке старую
И всё шепчу стихи Цветаевой.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Ты нелюбима

"Ты нелюбима" - как выстрелом,
Пулей ворвётся в висок,
Ты и не знаешь, что выстоишь
Долгий и злой марш-бросок,

Ты и не знаешь, что выдержишь
Этот, двенадцатый вал
И, как ни странно, ты выучишь
Что за успехом - провал,

Что и не страшно побоище,
Что притупляется боль,
Что нелюбовь - просит помощи,
А помогает - любовь.

И осознаешь ты в полночи:
Да, ты осталась одна.
В этот момент ты опомнишься
И оттолкнёшься от дна.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Ни дать, ни взять, мне писят пять

Не ягодка, чего уж там!
Наивной быть могу, не по годам,
прикидываюсь девой молодой,
живот втяну, чтоб выглядеть худой,
в косметике - сойду за "тридцать семь",
мне, если честно, пофигу совсем,
пока встречаю новый листопад
(мои года - богатство, говорят?)
тогда, я сказочно богата
и тем, что не имела блата,
и тем, что мало знаю о себе,
что строем - не люблю и не люблю - в толпе,
что неприятен полужидкий снег
и что противен липкий человек,
я щепетильна с близкими друзьями
и не заигрываю никогда с мужьями
своих подруг. Сказать умею прямо,
кто мне чужой, избавлюсь вмиг от хлама
в уютном доме и в своей душе,
ложь различу в навешанной лапше,
люблю Высоцкого в любое время года,
что мне к лицу, то для меня и мода,
я не терплю ханжей, дешёвой фальши,
танцую до упаду, да упад приходит раньше,
зато сажусь спокойно на шпагат,
стыдилась бы, коль муж был депутат,
не возбуждают фотографии еды,
в двенадцать лет освоила гитарные лады
и, несмотря на папу-гитариста,
мне б лет понадобилось триста,
чтобы играть божественно, как он,
и я играю, как могу (пардон),
пишу стихи и песни, пою их под гитару,
не будит совесть по ночам - не видятся кошмары,
плыву любыми стилями, потею в джиме,
горою за своих стою перед чужими,
во всём мне хочется... найти зерно,
снимаюсь в звуковом кино,
хотя, по возрасту, могла бы и в немом,
всё жду, когда начнётся жизнь с умом,
но ничего не делаю для этого,
могу достать "бесценными" советами,
всегда держусь подальше от властей,
была ведущей теленовостей
и знаю, как клепается продукт -
как покупают, так и продадут,
я старомодна, для меня бесчестный - нерукопожатный,
не верю сказкам и словам печатным,
в порядке организм, работают рефлексы,
роман в издательстве московском "Эксмо"
был издан. Муж - мой главный муз -
порядочный, любимый и не трус,
десяток лет живу без сигарет,
давно не пью - семнадцать лет,
я стать хотела бы терпимой -
могу сказать: "Не нравится - проходим мимо",
могу сама пройти и не заметить тех,
кто не отметит у друзей успех,
я помню то, что надо бы забыть
и в разговоре не теряю нить,
но забываю то, что надо помнить,
вся жизнь моя - трагикомическая повесть,
сегодня пятьдесят исполнилось... плюс пять,
я ничего б не стала возвращать,
есть дочка у меня - и лучше, и умнее,
она живет в "сегодня", ей виднее,
ах, да, я не люблю вставать с рассветом,
учусь прислушиваться к маминым советам.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Одна женщина

Одна женщина не выносила мозг мужу,
не выбегала в истерике в зимнюю стужу,
поругавшись с ним в пух и прах,
не судачила с бабками во дворах,
не говорила глупостей,
не была замечена в грубости,
молчала, когда надо молчать,
не имела привычки его поучать,
не ругала за брошенные где попало носки,
никогда не тёрла виски,
делая вид, что болит голова,
всегда находила правильные слова,
а если он вдруг уходил к другой,
она просто махала рукой
и садилась ждать, зная, что он вернётся,
она откроет дверь, улыбнётся,
и всё будет, как прежде,
нет, она не жила в надежде,
что он изменится и полюбит её,
и заметит уютное их жильё,
увидит, как красиво она повесила занавески,
как сверкает паркет в зеркальном блеске,
как накрахмалена скатерть на их столе
и как в ванной, на запотевшем стекле
проступает слово «люблю», она не говорит его вслух,
никогда не считает своих заслуг,
она любит, когда его руки держат гитару,
и он поёт про влюблённую пару,
иногда ей не хватает этих крепких рук,
она потихоньку, с годами, избавилась от подруг,
как-то она застала подружку Верку,
он прижимал её к кухонной дверке,
они целовались, и руки его
были на Верки груди и, сохранив статус-кво,
она отлучила подругу от дома
и вырвала ее фотографии из альбома,
он и с другими продолжал то же самое,
только уже аккуратнее, тихой сапою,
словно делал подкоп, рыл траншею,
другая бы выгнала его в шею,
а женщина, не выносившая мозг, думала:
нельзя же быть такой дурою,
мы могли бы стать идеальной парой,
если бы не он – этот бабник с гитарой,

И однажды она, никогда не выносившая мужу мозг,
решила, что сегодня сжигает последний мост,
он вернулся домой и не застал ее,
с подоконника стекала вода талая,
а она была далеко и думала: "Больше не могу. Устала я".

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Жили привычно

Жили привычно. Считалось, что ей повезло очень с мужем:
Он и непьющий, и верный, и в общем-то, тих,
Скажет "спасибо" за завтрак, обед и за ужин
И к юбилею напишет корявый, но, все-таки, стих.

Он в Гороно. Коллектив чисто женский, его обожают
И обнимают: Ивыныч, любимый, бесценный наш клад.
Он улыбается сдержанно, не возражает
Против того, чтоб они оценили его скромный вклад.

В гости - с супругой и только, "нет - дружеским встречам!"
Сам улыбнётся, мол, делаю всё, как велела жена,
Ручку ее поцелует, обнимет за плечи.
Мимо ребра промахнулись и бес, и висков седина.

Вечно одно расписание - годы, декады:
Ровно в шесть - дома, обед на столе из трех блюд,
"Время" программа, газета, диван, два доклада
В месяц положено сдать. В их квартире - уют.

В отпуск на Черное море раз в год выезжают -
Дарят путевку с работы, отрадно сие,
И на парадах на шее его, на Первое мая -
Дочки-погодки, рожденные в скромной семье.

Жили привычно: ни ласки, ни прикосновения,
Месяцы, годы ложатся рутиною в папках,
Муж выполняет великое предназначение:
Мусор выносит в матерчатых клетчатых тапках.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Мони Лиза

Видео из цикла "Пишу и говорю" здесь

Говорила Моне Лиза:
– Нужно прикрутить карнизы,
Починить проводку в кухне,
Кран, текущий целый год,
Прикупить кило картошки,
Яйца, зелень для окрошки,
Прополоть две грядки с луком
И прочистить дымоход.

Моня Лизе не перечит,
Он ее лелеет, лечит,
Если Лиза заболеет,
Он бульон нальёт и чай,
Идеал свой Моня лепит,
Он испытывает трепет
Перед музой – Мони Лизой,
От её хмелея чар.

Моня прикупил квартиру,
В ней две спальни, два сортира,
Приобрёл в деревне домик
И машину, и сарай.
Моня обожает Лизу,
Исполняет все капризы
И готов, как шмель мохнатый,
Полететь за ней «за край».

Он готов сплясать в халате,
Сделать ей стриптиз в кровати,
Всё готов для счастья Лизы,
Может многое стерпеть -
И горошком стать в салате,
Волочковой сесть в шпагате,
Если надо, взять гармошку,
Колей Басковым запеть.

Вот, однажды Мони Лиза,
Обожавшая сюрпризы,
Получила от супруга
Не какой-нибудь кишмиш,
Не бессмысленный подарок,
Не кастрюлю для кухарок,
А билет в саму Европу,
В распрекраснейший Париж.

Лиза, вместе с мужем Моней,
Без особых церемоний,
Прогулялась по Монмартру,
Сделав фотки для друзей,
Походила по соборам,
Посмотрела жадным взором
На витрины магазинов
И... отправилась в музей.

Там была толпа народа,
Как обычно, год от года -
Перед признанной картиной
Гарантирован аншлаг.
Подошла поближе Лиза,
Прочитала: "Мони Лиза"
И, глазам своим не веря,
Вдруг воскликнула: "Как так?

Это я же - Мони Лиза,
Это он мои капризы
Исполняет дни и ночи,
Здесь неправильный портрет,
Эта баба - самозванка
И, к тому же, иностранка,
Брови бриты, взгляд блуждает,
Разве в нём сокрыт секрет?"

Вдруг с портрета Мона Лиза
Улыбнулась, как для визы,
И немножечко зловеще,
Как артист А. Г. Гуськов,
Обратилась к Мони Лизе:
"Вас я старше, и капризы
Не приемлю от рожденья -
Это целых пять веков.

Про меня болтают много:
То, что я и кривонога,
Что беременна, больная,
Что не баба, а мужик.
Говорят, что я - Да Винчи,
То, что руки мои - в клинче,
Что средь предков затесался
То ль китаец, то ль таджик.

Я повешена на стену,
Говорят, что я бесценна,
Я стеклом закрыта плотно -
Бед моих не перечесть.
Так что, тёзка, Лиза Мони,
Заруби в своем айфоне,
Мол, ты счастлива, поскольку
У тебя мужчина есть.

Я ж устала улыбаться
И мечтаю прогуляться
Поздней ночью по Парижу,
И услышать голоса,
На меня бесстыже смотрят,
Как на докторском осмотре,
Я ночами прикрываю
Свои карие глаза".

Лизе жалко стало тёзку:
И улыбку, и причёску,
Бабу лысина не красит
С эпиляцией бровей.
И сказала Лиза: "Донья,
Забирай себе ты Моню
Будешь зваться Мони Лизой,
Он тебе сейчас нужней".

... Я закончила рассказ.
Дяди, тёти, земляки,
Как ни странно, есть у нас
Женской дружбы островки.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Клоуны

Она – клоунесса в лохматом большом парике,
он – клоун, партнёр по работе, сожитель по дому,
смешной, неуклюжий, с дырою в большом башмаке,
она от него ни за что не ушла бы к другому.

Он ей на арене приносит цветок надувной,
она от смущения плачет, как будто впервые,
её каждый день накрывает ударной волной
на круглой арене, где игры у них ролевые.

Им зал аплодирует, музыка, море огней,
и чуть прикрывают глаза парика завитушки,
а дома она с каждым днём всё одней и одней
в их маленькой, тёмной, зажатой в углу комнатушке.

Сожитель и клоун ее больше года уже,
как дурень, увлёкся певичкой, фигуристой цацей,
немало сердец перебитых в ее багаже,
и вахту у дома бессменно несут папарацци.

Ей жемчуг бросают к ногам, дарят яхты в огнях,
столы накрывают в роскошном, крутом кабаке,
блистает на сцене она, восхищает в гостях,
на кой этот клоун ей сдался, с дырой в башмаке?!

Она ж поматросит и бросит влюблённого дурня,
нет, он вне арены, конечно, красив – Аполлон,
ухаживать может за дамой легко и культурно,
и галстук цветастый, и импортный одеколон.

И скажет любой, что достаточно глупо и странно,
когда клоунесса в печали и смотрит в окно,
она, не снимая парик, подождет окончанья романа
и сделает вид, что и было-то ей всё равно.

И клоун вернётся, и будет цветок надувной,
и снова смутится она, как будто впервые,
вот, только всё меньше её накрывает волной
на круглой арене, где игры у них ролевые.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Мишень

Он пришел. Хорошо, что он выжил,
Плохо то, что помада на лбу,
Он сказал, что из офиса вышел
И внезапно услышал стрельбу,

Он сказал, что стреляли так близко,
Что додумывал всё на бегу,
Оказаться в такой зоне риска
Не желал ни себе, ни врагу,

Он сказал, что звонил в неотложку,
Там решили, что всё это бред,
А в себя он пришел понемножку
Лишь когда загорелся рассвет,

Хорошо, что добрался до дома.
"Ты же знаешь, что я не блудлив,
Плохо то, что не ходят паромы
По ночам через узкий пролив".

И она отвечала: "Не надо,
Я от сказок любых устаю,
Лоб с мишенью – губною помадой –
Явный признак, что выжил в бою".

И была она в гневе прекрасна,
И лапшу поснимала с ушей,
Плохо то, что лапша не опасна,
Хорошо – что попала в мишень.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Интервью для женского журнала

- Есть у Вас секрет неувядания?
Может быть, раздельное питание?
Может, интенсивное движение
Или в косметолога вложение?
Может быть, Вы пьёте много жидкости?
Может, в доме Вашем нету живности
Иль, наоборот, собаки с кошками?
Может, Вы дружны с велодорожками?
Может, голодаете неделями?
Может, Вы общаетесь с моделями?
Может быть, не смотрите ужастики?
Может, все секреты в ринопластике
Или, извините, в липосакции?
Может, просто повлияли санкции?
Может, дама Вы индифферентная
Или, уж простите, импотентная?
Может, спите Вы с открытой форточкой?
- Нет, я просто фотошоплю фоточки.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

У меня при виде умного мужчины

У меня при виде умного мужчины
Начиналось помутнение рассудка,
Я придумывала разные причины,
Чтоб остаться с ним хотя бы на минутку.

Мне казалось: он меня заметить должен,
Я бываю весела, не идиотка,
С ним у нас мировоззрения похожи,
Он поставит жизнь свою на перемотку.

Я стихи ему писала, пела песни,
Развлекала, как могла, борщом и пловом,
Я и думать не могла, что он исчезнет
Поздней ночью, в двадцать пять минут второго.

Я с ним вместе, между прочим, уплетала
Всё, что он любил: картошку и ветчинку,
Килограммов набрала тогда немало,
Стала розовой, домашней, милой свинкой.

Он ушел, а я тогда, проплакав слёзы,
Начала качать свою мускулатуру,
Через год произошла метаморфоза:
Изменился и характер, и фигура.

И в один из дней, примерно в пол-второго,
Выходила из подъезда без печали,
Вдруг окликнули меня: "Мадам Петрова,
Вам не кажется, что где-то мы встречались?"

Он придвинулся ко мне немного ближе,
Я узнала: он пузатым был, о боже,
Он, по-прежнему, умён, я это вижу,
Только, вот, мешал живот увидеть больше.

Я теперь уже не та: сильна, упруга,
Не пронять меня умом в мужском обличье,
Умным нынче быть легко, поможет Гугл,
Мне поджарые нужны, до неприличья.

Я взглянула на него без интереса,
Всё, что было между нами - просто шутка,
У меня теперь от мускулов и пресса
Происходит помутнение рассудка.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Транзитный рай

Южное солнце – транзитный рай,
Как мы влюбились слепо,
Хочешь – в лазурные волны ныряй,
Хочешь – взлетай на небо.

Ты меня старше на пару лет,
Мы умирали от счастья,
Твой, из ракушек, простой браслет
Был на моём запястье.

Мы целовались в лодках чужих,
Нас рыбаки гоняли,
Ты говорил: наш столичный шик
С ними пройдёт едва ли.

Мы убегали в ночной прибой,
Падали с ног с рассветом,
Как же мы счастливы были с тобой
Тем бесконечным летом.

Выстрелил август восьмой стрелой.
Осень. Москва. Тверская.
Я тороплюсь на свиданье с тобой,
Солнце в глазах сверкает,

Я подлетаю на каблуках,
У телеграфа встреча
И… пустота в глазах и в руках.
Город, наверно, лечит.

Как-то неловко, ты слишком тих,
Кто-то закрыл границу.
Всё, что осталось от нас двоих –
Медный загар на лицах.

Сам отстегнулся простой браслет
(Вот и не верь в приметы).
Я уходила и знала: вслед
Смотришь не ты, а лето.

Ну, до свиданья, верней, прощай.
Всё, что запомнят руки –
Тёплый песок и транзитный рай
У берегов, на юге.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Я могу служить исправно дни и ночи

Я могу служить исправно дни и ночи,
Под ногами бестолково не болтаюсь,
Я и голову-то, в общем, не морочу
И при правильном уходе, не ломаюсь.

Починить умею краны и проводку,
Хорошо смотрюсь, держа в руках гитару,
Не включаю рок, не пью вино и водку,
Не болтаюсь с незнакомцами по барам.

Отвечаю на звонки без промедленья,
Механизмы часовые безупречны,
По утрам всегда в игривом настроенье,
И гарантия практически навечно.

Всё, что нужно, ремонтировать детали,
Проверять, чтоб увеличивался дебет,
Оставлять меня лежать в горизонтали
Каждый день, часов по семь, а лучше - девять,

Обновлять мою программу раз в полгода
Там, где море тихо плещется и лето,
Не пытаться вскрыть пароли, шифры, коды,
И не надо по шкафам искать скелеты.

У меня скелетов нет, но есть фигура,
Пусть не первой свежести она, но есть же,
Я блондинка, не какая-нибудь дура,
И по правилам движенья часто езжу.

У меня запаски есть в ассортименте,
И со мной не стыдно рядом визуально,
Пусть большой пробег уже, но я, ведь, в тренде,
И горючего расходы минимальны.

... У подъезда я стою, шипят соседи,
Им всё кажется, что я из стерво-сучек,
А я жду, когда же он за мной приедет,
Мой мужчина, мой водитель, мой везунчик.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Это был конец света

Это был конец света.
Ветер рвал небоскрёбы в тряпичные клочья,
То, что было оранжевым, робким рассветом,
Превратилось в обломки беззвёздною ночью.

Это был конец лета.
Подступила вода, перекрыла дороги,
Ветер выл, наслаждаясь прощальным банкетом
И выламывал пальмам их стройные ноги.

Раздавался смех страха,
И рыбацкие лодки стучались в причалы,
Пальме с птичьим крылом хватило короткого взмаха,
Чтоб, прикрыв человека, начать всё сначала.

Он хватался за ствол, и глаза оставались сухими,
Только б выдержать пытку бесфинишного марафона.
… И останется видеоряд: человек и стихия
В черепной, покорёженной ветром коробке смартфона.

Это был конец лета.
Это был конец света.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Диалог с любовью

Я так боролась за любовь, до дрожи,
мы с нею, словно две сестры, похожи:
и одинаково дурны привычки,
и одинаково плохи отмычки
от тех сердец, что уходили молча
янтарным днём и непроглядной ночью,
мы с нею дышим в унисон, неровно,
и даже сны у нас единокровны.

Я так боролась за любовь, до крови,
она спросила, уходя: "Доколе
ты будешь рвать за нитью нить из сердца,
потом победно в зеркала смотреться?"
И я сдалась, и белый флаг взметнулся,
и месяц лодкой на воде качнулся,
багровый шрам я назвала трофеем
и дверь закрыла на замки плотнее.

Она вернулась зимней ночью длинной,
я усмехнулась: "Что, пришла с повинной?
Кто звал тебя и почему без стука?»
– Так неожиданна была разлука, –
она сказала и плеснула виски, –
наверно, зря ушла я по-английски,
ведь мы с тобой, как две сестры, похожи,
и я боролась за тебя до дрожи,
и я боролась за тебя до крови,
но оказалось: ты сыта любовью,
с тех пор и я сыта тобой по горло,
я перевал прошла высокогорный
и говорю «спасибо» за науку,
я не глупа теперь, не близорука,
мои универсальные отмычки
вот здесь, на этой вот страничке.

И протянула мне листок бумаги,
я от неё стояла в полушаге,
взяла листок, её рукой согретый
(сейчас понятны станут мне секреты,
сейчас откроются все двери разом,
и затуманенный проснётся разум,
и я узнаю, как любить без боли,
и я скопирую её пароли
и спародирую её привычки,
и подберу для всех замков отмычки,
я представляла океаны счастья
а не оковы на моём запястье,
там серебристые блестят браслеты,
они – охранники мои и амулеты).

Она стояла посредине дома.
– Чему ты можешь научить такому,
чего не знала я до сей минуты?
Мы, словно две сестры, одним маршрутом
идём, – сказала я, листок открыла.

Он белым был, как снег, и тихо было,
и в целом доме – никого, и я молчала,
и где-то глухо птица прокричала,
исчезла гостья так же, как явилась,
и почему-то я не удивилась,
увидев, что остался от туристки
стакан с невыпитым янтарным виски.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Какой в этом смысл?

Какой в этом смысл – одеваться в гипюры,
Считаться созревшим вполне человеком?
А сам в пересчёте на цифры в купюрах
По сути – цепочка ничтожных молекул.

Нет смысла ни в поисках нужного слова,
Ни в сжатом комке из расшатанных нервов,
Коль могут считаться удачным уловом
Две пары десятков ненужных шедевров.

Какой в этом смысл – чьё-то имя в программке?
Всё может восполнить кусок силикона.
На стенке – вдвоём в позолоченной рамке
По сути – содружество в рамках закона.

Какой в этом смысл – тихо прятать излишки
Любви, что осталась от прошлого раза
И дверь закрывать на замки и задвижки,
Надев бриллианты размером со стразы?

Мне скажут: весь смысл в повторении ночи
И в том, чтобы утром начать всё сначала,
И стать сиротливее и одиноче
В сравнении с лодкой пустой у причала.

Могла бы лететь по бушующим рекам,
Но ей не уплыть, не сместиться на йоту.
Мне скажут: цепочка ничтожных молекул
В твоём ДНК – продолжение чьё-то.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Я росла во дворах

Я росла во дворах, пропахших войной,
я была настоящей дворовой шпаной,
я ползла по колючей степи Тарханкута,
ты, наверно, не знаешь такого маршрута,
там отвесные скалы и рёв глубины,
небо делает вид, что ему не видны
наши страхи при виде пугающих волн,
словно к доле височной приставленный ствол,
я была тридцать пятой в гареме женой
и прошитой случайною пулей шальной,
я тонула в двенадцатибалльном аду
и боялась дышать на дрейфующем льду,
я стояла под градом летающих пуль
и на горной дороге цеплялась за руль,
как последнюю каплю воды дождевой,
и меня, словно стадо, вели на убой,
я летела, и чёртов железа кусок
без мотора срывался в ближайший лесок,
только чудом остались все живы в тот день,
говорили, что соткана я из гвоздей,
что могу устоять, как большая скала,
что сумею взлететь к облакам без крыла,
что могу поразить глубиной своих чувств,
что в моем арсенале немало причуд,
что единственным словом могу пригвоздить
и умею держать это слово, как нить
и на шквальном ветру, и в потоке дождей.

… Размалёванный клоун, простой лицедей,
мой тяжелый и, в общем, ненужный багаж
нёс за мною несыгранный мой персонаж,
на экране нетрудно прослыть храбрецом
и героем, и самым примерным отцом,
и любить, чтобы кругом была голова
и заучивать чьи-то чужие слова,
на экране нетрудно быть мудрой женой,
королевой и немногословной княжной.

… Свет включают, и жизнь протекает твоя
не сложнее, чем день одного муравья.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Моё дитё

Моё дитё, моё произведение,
Ты слышала моё сердцебиение,
Когда была песчинкой драгоценною,
Несотворённою ещё, но совершенною,
Ты знала, как ждала тебя, дитё моё,
И как оберегала ночью тёмною,
И каждый день рассказывала новости,
Пока ты плавала под сердцем, в невесомости,
Ты помнишь лето – яркою картинкою,
И я тогда ни взглядом, ни слезинкою
И ни безветрием в жаре сорокаградусной
Не усомнилась в том, что будет радостным
Твой главный день, мой главный день – рождение
Тебя – бесценного произведения.
Моё дитё, взрослела ты стремительно,
Хотя, известно, скорость относительна,
Твой год тянулся, мой – летел кометою,
Твой голосок, записанный кассетою,
Из века прошлого до века настоящего,
Протянутый из августа палящего
В такой же август, в новый день рождения,
Так и живёт во мне сердцебиением,
Частичкою моей, одним мгновением,
Твой двадцать первый год от сотворения.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Союз

Все говорят: у нас союз,
Забота, личное участие,
Но почему-то я сдаюсь,
А не борюсь за наше счастие.

Ты говоришь, что я дурна,
Горда, строптива и заносчива,
А настоящая жена
Должна быть доброй и отходчивой.

Мне говорят, что ты - алмаз,
Мы, говорят, с тобою скованы,
А мне всё кажется: у нас
Союз не брачный, а бракованный.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Всё изменилось

Всё изменилось: люди, лица, взгляды,
И стало меньше красок по весне,
Всё ближе разрываются снаряды
На этой, необъявленной войне.

Не пушка – колесо автомобиля –
Убийца на пределе скоростей,
А после – цифры, цифры без фамилий
Звучат в вечерних сводках новостей.

Назавтра повторяется рутина:
Обеды, свадьбы, выпуски газет,
Стирается вчерашняя картина,
И равнодушно близится рассвет.

Бурьяном заросли ручьи и тропы,
И превратились страны в полигон,
Сдалась без боя старая Европа,
Напялив чёрно-буркий балахон.

Там бродят силуэты, словно небыль,
Чужие лица и язык чужой,
И молятся подельнику на небе,
Чтобы весь мир накрылся паранджой.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Прозрачный дом

Через дорогу – дом прозрачный,
Прозрачны стены в доме том,
Прозрачны девочка и мальчик
В картине с треснувшим холстом.

На их столе – прозрачный завтрак –
Душистый кофе и омлет.
Всё повторится ночью, завтра
И через много-много лет:

Осколки ценного сервиза
И не согретая постель,
На стенке – плоский телевизор
С безликой сеткой новостей,

Альбомы старых фотографий
Людей, не живших в доме том,
И – цвета неба – в ванной кафель,
И кот с медлительным хвостом,

И тел переплетенье ночью,
И чемоданы – впопыхах,
И всё, что было раньше – в клочья,
И столько лишнего – в словах…

И ничего не скажет сердце,
Ловя сигналы маяка,
И чуть прозрачней станет дверца,
Прозрачней – свет от ночника.

И будет смысл – в колючей вьюге,
И будет смысл – в руке рука,
И отразимся мы друг в друге,
Как облака и как века.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Обстоятельство

Поначалу он был наивным, милый такой, добряк,
а потом из него неожиданно вылез мудак,
нет, и робость осталась при нём, и улыбки вагон,
про таких говорят: вроде, скромник, а сам – огонь,
всё могло быть нормально, как у людей, а не кое-как,
помешало одно обстоятельство: вылез мудак.

Всё случилось внезапно, нежданно, в один из дней –
я в горящую избу вошла, усмирила коней,
всё расставила по местам и уселась ждать.
За окном заливались скворцы, была благодать,
солнца луч пробивался сквозь тонкую ткань,
подступал, не спеша, волною, шум городка.

Он вошел, улыбнулся, с порога сказал: "Привет, –
и добавил, – а чё сегодня у нас на обед?"

… Честно, я растерялась, мы были знакомы сутки,
я подумала: странный какой-то и странные шутки,
незнакомке и женщине, прямо вот так, про обед?!
Где же цветочно-конфетный, который поэтом воспет?
Где же признанья в любви, прочая где дребедень,
та, которая женщине всякой нужна каждый день?
Где же блестящие яхты и где острова?
Где же романс под гитару? (О, волшебные эти слова)
Где же тот самый мужик, который возьмёт города,
тот, который захочет с тобою "везде", "навсегда",
дом построит, в жаркой пустыне высадит лес,
тот, который любить тебя будет и в гриме, и без?

Где-то скрывается этот мужик, в городе или в лесу,
где-то с другими ложится в ночную росу,
где-то романсы поёт под балконом всю ночь,
где-то с другой, не с тобою, хочет он сына и дочь.

Поначалу он был наивным, милый такой, добряк,
помешало одно обстоятельство: вылез мудак.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Блогиня

У меня подруга – блогиня,
И талант у неё – от блога,
И намерения благие,
Да и нужно-то ей немного:

Чтоб с мужчиной любимым – ночью,
Чтоб не стыдно с ним днём, на людях,
Чтобы с ним не ругаться в клочья,
Чтоб стоял за неё он грудью.

И она написала в блоге
О себе, словно о невесте:
"Мне б мужчину, чтоб руки-ноги,
Голова чтоб была на месте".

Говорили друзья сердечно:
– Не найдёшь среди них супруга,
Ты надейся на блог, конечно,
Но сама не плошай, подруга.

Говорили они: "Мужайся,
Излагай поточнее мысли,
На духу перед блогом кайся:
Как дошла ты до этой жизни?"

И она написала просто:
– Я хочу мужика-идиота,
Не большого ума и роста…
Не забудьте добавить фото".

Завалили её, в итоге,
Фотографии идиотов,
Оббивали они пороги,
Поджидали её с работы.

И нашла среди них родного,
Нет роднее его на свете,
А вокруг говорили снова:
– Блог – не фраер, он шельму метит.

... Он ушёл в темноту и вьюгу,
И завяла его гвоздика.
Блог – он дал, блог и взял, подруга,
Нынче бложья рука – владыка.

И осталась – ожогом – память,
И недобрые чьи-то взгляды.
"Ты не вздумай при блоге падать:
Не простит он, не даст пощады".

И она позабыла имя,
Память стёрла следы ожога,
Потому что она – блогиня.
Интернет есть. И слава блогу.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Придорожный детектив

Было лето, и ласточки строили гнёзда,
Целый день улыбалась хозяйка гостям,
Рассыпались на небе жемчужные звёзды,
Уступая дорогу июльским дождям.

Сын хозяйки – щекастый, улыбчивый малый –
Помогал убирать их беззвёздный отель.
Постояльцы с любовью своей запоздалой
Норовили запрыгнуть с хозяйкой в постель.

День за днем повторялась всё та же картина.
Сын взрослел. Становилось убогим жильё.
Придорожный отель, постоялец-скотина
И помятые простыни жизни её.

Сын резвился с ножом – это любят мальчишки,
Убирал и посуду сгребал со стола,
Он запоем читал настоящие книжки
И хотел, чтобы мама счастливой была,

Чтоб любили ее, как в кино, в Голливуде.
Только каждый мужчина, искавший ночлег,
Обещал, что вернется, что с нею он будет,
А потом совершал на рассвете побег.

И однажды, когда стрекотали цикады,
Месяц долькой лимона дразнил окоём,
Сердце ухнуло вниз от случайного взгляда,
И хозяйка влюбилась, забыв обо всём.

Он зашел не спеша, улыбнулся с порога,
И она улыбнулась не так, как всегда,
Он сказал, что была слишком долгой дорога
И спросил, есть ли в этом отеле вода.

Он смотрел на нее, как не смотрят обычно –
Не на грудь, не на бёдра, а прямо в глаза,
Но хозяйке казалось совсем неприличным
В этом возрасте верить, что есть чудеса.

А потом было то, что бывает подарком,
Что она и не смела бы даже просить.
Эта ночь оказалась единственной яркой
И смогла всё былое собою затмить.

Ускользнула ночь кошкой, стремительной тенью.
Он уехал. Ненужными были слова.
Сын хозяйки – фанат детективного чтенья –
Вдруг пропал и вернулся часа через два.

Он молчал целый день, говорливый обычно
(Сын взрослеет, и что ты с подростка возьмешь?),
А потом во дворе, за стеною кирпичной,
Увидала хозяйка сверкающий нож.

Приезжал полицейский в отель обветшалый,
Записал и промолвил: "Такие дела".
Сын хозяйки – щекастый, улыбчивый малый –
Так хотел, чтобы мама счастливой была.

Ни ножа, ни свидетелей. Сын да хозяйка.
Отмокает в стиральной машине бельё.
Молчаливо летящая глупая чайка –
Вот и всё, что в истории было её.

... Лето прыгнуло в осень. Запущены гнёзда,
И опять улыбалась хозяйка гостям,
И, как прежде, на небе жемчужные звёзды
Уступали дорогу осенним дождям.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Проснёшься ночью

Проснёшься ночью. Чайка закричит.
Или сначала закричит. Потом проснёшься.
Вдохнёшь. Или сначала задохнёшься
от безнадёжности сгорающей свечи
и вдруг поймёшь, что очень одинок
или потом возникнет пониманье,
когда не ощутишь моё дыханье.
Осиротевший заскулит щенок
и будет прижиматься к батарее
или согреется сначала, а потом
начнёт скулить. Разбудит целый дом,
выскуливая душу, то хореем,
то, перейдя на многостопный ямб.
Скули, щенок, так пустоты не слышно,
ты просто не дорос еще, малыш ты,
не знаешь, сколько в жизни этой ям.
Научишься карабкаться еще
и когти отрастишь, и будет голос,
как у хозяина, и будет шумный город,
и ливень будет. Двое под плащом
за неимением зонта. Или сначала
зонта не нужно, так же, как дождя
и только солнце, тихо восходя,
дотронется до старого причала
и прыгнет, словно кошка, в высоту,
и ты проснёшься под мое дыханье,
я - рядом. Занавески колыханье.
И крикнет чайка. Глухо. В пустоту.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Жизнегеничность

Ей, по сути, никто не нужен,
Тело в норме, она в порядке,
Ни любви никакой, ни мужа,
Отпечатанных на сетчатке,

Улыбайся на каждом селфи,
Как глазунья с куском бекона
И храни в прикроватном сейфе
Подзарядку для телефона,

Отвечай на звонки мажорно
И не слушай дурные вести,
Запасайся ведром поп-корна,
Чтоб смеяться со всеми вместе,

Беззаботно играй стихами
Под дымящийся крепкий кофе
И рисуй на лице штрихами
По-Ахматовски гордый профиль,

Сделай вид, что прозрачна кожа
(Фотошопом владеет каждый),
Можно стать на Джоли похожей,
На других популярных граждан,

Иногда, раз в неделю, можно
В ресторане, с подружкой школьной
Сфоткать пару больших пирожных
Написав, что они прикольны,

Заработать за это деньги
И сто тысяч влюбленных лайков,
Вот, уже за твоей идейкой
Юных дев устремилась стайка.

Ты – красавица, фотогенична,
Губки – бантик, реснички – мох,
Каждый встретить мечтает лично –
От продюсеров до выпивох.

Режиссер, олигарх, писатель –
На тебя взор направит любой,
И, конечно, представит в кровати
Красоту эту рядом с собой,

Популярность среди хоккеистов
Поднимает тебя на ступень,
Личный штат поваров и стилистов –
Привыкаешь к такому за день.

Ты давно уже стала профи,
В инстаграме ты круче аса,
Только годы меняют профиль,
Искажают овал анфаса.

Пусть тебе не видны отличья –
Не увидеть лица с высоток,
Сколько ты ни меняй обличья,
Ты запомнишься сотней фоток,

На которых ты, в ногу с модой,
Так привыкла к влюбленным взглядам.
Просто щедрой была природа,
Когда ты оказалась рядом.

И лицо, и осанка – прелесть,
В позвоночнике, будто провод,
Говори, сколько хочешь, ересь,
Что ни скажешь – всё инфоповод.

Потому что фотогенична,
Это значит: камера любит,
Ты уроки сдаёшь на «отлично» –
Есть «как ты», есть «простые люди».

Но однажды моргнёшь – и осень,
Снова в моде чулки и броши,
Снегопадом дома заносит,
И весны не дождаться больше,

Мало смеха и много грима,
Лучше, если спиною к свету,
Там, за нею, несётся мимо
Время – главное в жизни этой.

Время крючит. Сустав болеет.
С болью резкою поясничной
Вдруг окажется, что главнее
Быть не фото…  жизнегеничной.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Уходят от любых

Уходят от любых: красивых, самых лучших,
С ногами «от ушей», от толстой и худой,
Уходят в никуда, известен даже случай:
Супруг мега-звезды ушёл к немолодой.

От докторов наук, от бабы непутёвой
Уходят по ночам и в середине дня,
Уходят от самой певицы Пугачёвой,
От тех, кто «из огня» и «на скаку – коня».

Уходят навсегда к любым, не самым лучшим,
За сотни тысяч миль, за тридевять морей,
Уходят к мудакам, уходят к невезучим
И к тем, кого ты стёр из памяти своей.

Уходят не туда, где есть обед и ужин,
Не в те дома, где ждёт, всегда открытым, вход.
Когда сильней любовь – уходят к тем, кто нужен,
Когда невмоготу – уходят «от».

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Медея

Актриса в гримёрке красит лицо, шепча монолог Медеи.
Сегодня играет главную роль – удача в актёрской судьбе,
Но сильно мешает роли навязчивость странной идеи:
Выйти на сцену без грима и рассказать о себе.

Глупость какая – в зале толпа журналистов скандальных,
Газеты уже написали, с последним поклоном в тираж,
Раньше за ней не водилось наклонностей суицидальных,
Она не какой-нибудь мифологический персонаж,

Она современна, еще молода, выпускница ВУЗа,
Уже засветилась в паре проектов – крутых сериалах,
Поёт свои песни глубоким контральто. Пускай, не Карузо,
Но даже «народный» ее похвалил, а это – немало.

Шёпот восторга в зрительном зале. Большая премьера.
Бинокли настроены. Камеры пишут. Кулисы, как вратари.
Она монолог повторяет доисторический эры,
Только стучит в голове лейтмотивом: «Ты о себе говори».

Последним штрихом, белой пудрой, подправить скулы,
Пройти сто пятнадцать шагов в дрожащую пыль кулис,
Волнуется, впрочем, зачем волноваться? Бинокли – не дула,
Да нынче никто не стреляет в малоизвестных актрис.

 Да и зачем, и кому это может быть нужно?
Она – не политик, скандалы совсем от неё далеки.
Ну, да, написали что-то, когда расставалась с мужем,
Пара дурацких сплетен, так их и читают одни дураки.

Не замечая, что держит в руке средство для снятия грима,
Она машинально его прихватила, услышав третий звонок,
На сцену из правой кулисы выходит Медея, прима,
Готовая произнести свой драматический монолог.

Она. Авансцена. Прожектор. Средство для снятия грима.
Тяжелый костюм Медеи – прокол в современной картинке.
Как телефон в кармане, бьётся в висках незримо:
«Расшнуровать бы противные, тесные эти ботинки».

– Какая, к черту, Медея? – вдруг говорит она и садится на пол,
Смотрит в прожектора, осветителя просит убавить свет, –
Если б преступница эта, Медея, умела любить, то она бы
Его отпустила, и пьесы бы не было, зритель ушел бы в буфет.

Она открывает средство для снятия грима и смотрит в зал,
Смывает одну половину лица, садится к зрителям в профиль.
– Представьте, – подносит ладонь к лицу, – это Курский вокзал
С бомжами, ворами и горьким, в стаканах пластмассовых, кофе,

А здесь, – она повернулась накрашенным профилем к залу, –
Балы королевских особ, вождей и «народных артистов»,
Их жизнь интересна для тех, кто не двигался дальше вокзала,
Кто выполняет роли успешных в карьере статистов.

Актриса стирает ту половину лица, которая в гриме.
– Так после спектакля выгляжу я, возвращаясь в гримёрку,
Я бы, конечно, могла ролями довольствоваться вторыми,
Не самое важное в жизни – «Медеей» украсить «Вечёрку».

Актриса подносит руки к лицу, садится к залу анфас,
– Видите, разницы нет, смыты границы вождей и бомжей.
На этой вот сцене любой оказаться мог бы из вас.
Здесь, – обводит рукой зал, – несколько сотен любых типажей.

Все вы пришли сюда, ожидая не хлеба – зрелищ,
Включая мужчину, который в девятом ряду храпит,
Он вправе сказать: «Актриса, играй, что ты мелешь?
Медею давай, трагедию, что написал Еврипид.

Своим монологом ты оптимизма не прибавляешь.
Кого удивишь ты нынче? Теперь недоверчив народ».
Ты прав, спящий зритель, но главное тут, понимаешь,
Трагедия – это комедия наоборот.

Я бы могла рассказать о том, что проблемы с мужем,
Бывшим, он сына забрал, победил в неравной войне,
О том, что ребенок наш на фиг ему не нужен,
Он это сделал только, чтоб сделать больнее мне.

Я бы могла рассказать, как он покупает сына
Машинками, телефонами, гаджетами, ерундой,
Он – доктор зубной, бездушный, словно его бор-машина,
При сыне меня называет презрительно "мини-звездой".

Я много могу рассказать о жизни своей без грима,
На сцене – всё ясно, но там интересней, в чёрной душе кулис.
Я часто играла плохо, бывало, и пела мимо,
Но вы, всё равно, влюблены в самых различных актрис.

Внезапно она переходит на текст роли: «Жива я, выжила, –
Встаёт. Подходит к столу, зажигает свечу, –
О, дочери, девы Коринфа, если к вам и вышла я,
Лишь потому, что упрёков ничьих не хочу».

Она перед залом стоит без грима, простоволосая
И думает, что не повторит игру эту заново.
Сегодня премьера. Она сыграла лучшую роль свою.
Полная тишина.
Выстрел.
Занавес.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Полусло...

С полуслова, с полувзгляда
Всё понятно было, но…
Нет, она была не рада,
Было ей не всё равно.

Он хотел сказать ей: «Хватит,
Наша пройдена глава»,
Но присел на край кровати
И сказал смешное: «Хва…»

Странно: всё пережитое
Утопало в пустоте.
Он хотел сказать простое:
– Я не выживу без те…

Всё случилось как-то сразу,
Так сгорает вдруг свеча.
Он не смог закончить фразу
«Так, давай начнём снача…»

Он хотел сказать, что любит,
Что который день без сна,
Что они – родные люди,
Только вымолвил: «Ты зна…»

Январём мело дорогу,
Холодна была кровать.
Ей сказать хотелось много,
Но не знала, как начать.

Кто-то пел в радиоточке,
Ночь скользила к февралю,
Прошептала меньше строчки:
– Просто я тебя не лю…

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Женщина, любившая тебя

Что ты делаешь, когда прощаешься
С детством, близкой женщиной, весной?
Может, ты, прощаясь, возвращаешься
В детство, к бывшей женщине, домой?
Дом давно снесён, и бывших нет уже,
Порвана невидимая нить.
Думаешь, исправив снимок ретушью,
Прошлое свое переменить?
Только ничего не получается,
Лето стало снежною зимой.
Ты же знаешь, что не возвращаются
К женщине, делившей кров с тобой.
Ты, она – другими были заняты,
Чтобы не забыть ваш первый взгляд.
Может, объяснишь теперь словами ты?
Женщине столь важен звукоряд.
Пусть она не просит объяснения,
И пускай ты больше ей не мил,
Может, ты найдёшь в своем решении
Те слова, которыми любил?
Может, ей не надобно участие,
Есть пределы даже у любви,
Но не говори, что нет несчастнее,
Чем она. Вот здесь останови
Жалость к ней, к себе, к тому, что прожито
И уйди спокойно, без обид.
Верила она тебе, до дрожи, той,
Что, как рана старая, болит.
Жил ты не с какой-нибудь попутчицей,
Для нее ты был – надежный тыл.
Ты попробуй, может быть, получится
Разобидеть ту, что разлюбил.
И, когда с надеждою на счастье,
Станешь жить, уход не торопя,
Вдруг, как боль, отпустит в одночасье
Женщина, любившая тебя.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Не люблю молчунов

Не люблю молчунов. Молчуны - это ржавая мина,
Долго зреют внутри, а когда наступает их срок,
Беспощадно громят - мародёром голодным - витрину,
А потом без раздумий спускают взведённый курок.

Не люблю молчунов. Молчуны исчезают внезапно,
Навсегда, словно не было вовсе их в жизни твоей,
Ты ругаешь себя, проверяя шаги поэтапно:
Что ты сделал не так и когда не пришпорил коней.

Не люблю молчунов. Молчуны, как воришки, пугливы,
Стоит только задеть за живое, дрожат, словно лист,
У любого из них наготове и ложь, и мотивы,
И любой смотрит так, словно он по-младенчески чист.

Не люблю молчунов с виртуально-пустой аватаркой,
Молчунам ни к чему обращаться к друзьям и к врачу,
Лучше - быстро вскипающий чайник с крутою заваркой,
Чем остывший, бесшумный, как пар, уходящий молчун.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Мне город не даёт уснуть часами

Мне город не даёт уснуть часами,
в нем вспыхивают окна, как зрачки,
и облака плывут под парусами
вдоль берегов реки.

Ключи от города мне дверь открыли,
я знаю код надёжного замка,
здесь небоскрёбы расправляют крылья,
оберегая берега.

Он, если хочет, станет неприятным,
но даже в этом кроется восторг,
я так давно влюбилась безоглядно
в тебя, Нью-Йорк.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Я стала писать ему письма в соседнюю комнату

Я стала писать ему письма в соседнюю комнату, сначала несмело и сдержанно, скромно так, как будто бы нет ни меня, ни души в темном городе, и где-то не здесь, далеко, неприступные горы, те, что мы так старались свернуть (мы, ведь, опытно-молоды), мы кофе глушили стаканами утренний, молотый, мы пели, сцепившись руками, что цепью мы скованы, и наши пусты чемоданы, давно распакованы, нам некуда ехать, ведь мы друг без друга потеряны, мы были, казалось, проверены, были уверены, что хватит и слов, и влюбленного взгляда горящего, что мы не боимся ни вьюги, ни ветра свистящего.

Я письма за стенку писала ему электронные, они приходили к нему за мгновенья микронные, пылились, как полки в шкафу, нераспахнутым адресом, внутри, под обложкою – анатомическим атласом, стирал, не читая, чтоб было не больно незнание, а я расставляла старательно знак препинания, стирала дурной восклицательный, капала точками, с трудом поспевала за слепо бегущими строчками.

Теперь я писала уверенней (польза молчания!), я вслух повторяла слова, чтоб услышать звучание (должно же хоть что-то звучать в этом доме, хоть изредка, раз нету ни звука из уст бессердечного изверга), а он из прокуренной комнаты выйдет в прихожую и взглядом скользнет, словно я не жена, а прохожая, я знала, что это бывает с мужьями и жёнами, но он-то шарахался так, будто я прокажённая.

Я долго пыталась, слова подбирала понятные, я разной бывала: хорошей, нелицеприятною, потом замолчала, уткнувшись в фейсбучные истины, дорога у дома покрылась сгоревшими листьями, потом снегопады мели, заметая эмоции, я в небо смотрела, как будто искала там лоцию, которая выведет в порт наш корабль затерянный, а он всё молчал, он в молчании – дока проверенный, ему так привычнее, думать не надо мучительно, он очень уверенно выглядит в роли учителя, указкой стучит, бестолковых уча анатомии, а сам постигает серьезно азы автономии.

Что странно, привыкла к молчанью соседа за стенкою, потом перестала подрагивать нервно коленкою, я видела сердце в учебнике – раною колотой, мне нечего больше писать в соседнюю комнату.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

На территории всё убрано

На территории всё убрано,
Но нету праздника в глазах.
Я стала опытной и мудрою,
Не то, что двадцать лет назад.

Смеюсь гораздо приглушённее
И улыбаюсь, не спеша,
Не то, что я опустошённая
И стала чёрствою душа.

Нет, я всё та же – непритворная,
Детей жалею и дворняг,
Но вряд ли прыгну в реки горные
И вряд ли стану пить коньяк.   

Прошлась по самым верхним полочкам,
Всё аккуратно разложив.
Надёжен тыл, не скользки поручни,
Не одинока больше жизнь.

К тебе я протянула ниточку,
Что с нею делать – сам реши,
Пока я двигаюсь на цыпочках
По лезвию твоей души.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Ты видишь, как беснуется волна

Ты видишь, как беснуется волна
В двух метрах от бревенчатого дома,
И мы с тобой у темного окна,
Как фото из семейного альбома?

Но если посмотреть из темноты
Разверстой, словно пасть кипящей бездны,
В окне есть я и есть - напротив - ты,
Мы оба - в громкой схватке бессловесной.

За шумом волн не слышно голосов,
Но можно догадаться по картинке,
Что каждый жест руки, как взмах лассо,
Ведет к финалу в этом поединке.

И скажет кто-то, что какой-то фильм
Он видел в Интернете, на "Ютьюбе" -
Трагикомический любовный водевиль,
Почти, как в местном деревенском клубе.

Он скажет: "С точки зрения волны,
Фильм неплохой для праздного досуга".
А нам с тобою маленькой войны
Хватило, чтобы победить друг друга.

Не выдержало хрупкое окно
Набега океанского цунами,
Где жили мы с тобой внутри кино,
Не зная, чем закончится сценарий.

Написан он не нами, и не мы
Разыгрываем фильм Оскара Уайльда.
С последним титром мы стоим немы
И смотрим, как закрылась дверь... гештальта.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Две судьбы

Две мои судьбы - черная и белая -
словно заплелись пепельной косой тугой,
крылья за моей спиной несмелые
белая судьба расправила дугой.

Черная судьба сложила два крыла ангельски,
словно никуда улететь не спешит,
будто бы она не судьба - цветочек аленький,
и наряд ее белым ветром шит.

Только знаю я: две судьбы не сходятся,
каждая из них закрывает дверь плотней,
черная судьба за белою охотится,
только я всегда между этих двух теней.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

А ты отмотай назад

А ты отмотай назад,
Смотри, на второй минуте
Вполне еще ясный взгляд,
Вполне мы с тобою – люди.
Мы тихо еще говорим,
На полке скучает ваза.
На третьей минуте грим
Немного уже размазан,
И громкость чуть-чуть сильней,
И я убираю руку.
Актеры театра теней
С включенным на полную звуком.
На пятой минуте – бах! –
С полки слетает ваза,
И вот, на твоих губах
Простая повисла фраза:
- Уйду, если хочешь так.
Шестая минута – буря,
Взорвавшийся бензобак,
Дырка на абажуре,
В него долетел стакан
В безумном, лихом мажоре,
Седьмая минута – вулкан
В узком пустом коридоре.
Восьмая минута – дверь
Хлопнула, словно в горячке.
Ты хищник, я тоже зверь,
Разбуженный в зимней спячке.
Потом тишина кругом,
Будто мы оба вышли,
Кухня дымит пирогом
С пьяною терпкой вишней.
Дверь, абажур – маршрут.
Так мы с тобой и жили.
В общем, восьми минут
Хватило, чтоб стать чужими...

Съеден пирог. Стакан
Вынесен на помойку,
Раненые слегка,
Но, в общем, держались стойко.
А если мотать назад,
То на второй минуте
Вполне еще ясный взгляд,
Вполне мы с тобою – люди.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Плавало белое облако

Плавало белое облако,
То превращаясь в слоника,
То становясь собакою,
Белую вздыбив шерсть.
Белое-белое облако
Марлевым тонким пологом
Вывело эсэмэскою
Надпись "сегодня в шесть"

Стой, подожди, куда же ты?
Нами ведь небо нажито,
Не растворяйся, облако,
Я не успею в шесть,
Дай мне чуть больше времени,
Там, наверху, над реями,
Над кисеёй прозрачною
Тоже ведь небо есть.

Я на свидание с облаком
Платье надену особое,
Сшитое ветром из паруса
В самом простом ателье,
Серьги - ромашки белые,
Бусы - малина спелая,
Как тебе нравится, облако,
Моё из дождинок колье?

Знаешь, всё это снится мне,
И никакая не птица я,
Просто в иллюминаторе
Нет ни цепей, ни оков.
Лёту через Атлантику -
Двадцать конфетных фантиков,
Пара кофейных стаканчиков
И сотни, как ты, облаков.

Плакало белое облако,
То превращаясь в слоника,
То становясь собакою,
Белую вздыбив шерсть.
Облако вслед смотрело мне,
А самолет - птица белая -
В небе чертил эсэмэскою:
"Мы прилетаем в шесть"

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Ей не случалось никого терять

Ей не случалось никого терять,
Ей не бывало беспредельно больно,
Пустая необ'ятная кровать
Судьбой своей вполне была довольна.
Без слёз сентиментальное кино
Смотрела деловым каким-то взглядом,
Не материлась, не пила вино,
И с ней никто замечен не был рядом.

А у соседей  бесновалась жизнь -
Сверхскоростной не мог угнаться поезд -
Летящие тарелки и ножи
И верности причудливая помесь.
Они любили, как в последний миг,
Как любят в кинофильмах и на сцене,
А у нее сожитель - лампы блик,
На платьице льняном - неснятый ценник.

- Мели снега, был ледяной каток,
Он ехал в ночь, - сказали ей соседки...
И там, за стенкой, как пырнули в бок
И будто отключили от розетки.

Ей не случалось никого терять,
Она была вполне судьбой довольна,
Она и не смогла тогда понять,
Что там, за стенкой - беспредельно больно.

Она увидела косую тень,
Где солнце укатилось спать за море,
И поняла, что воет целый день
От зависти к чужому ... горю.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Нам тогда заплетали бантики

Нам тогда заплетали бантики,
Украшали простыми платьями,
Всем двором собирали фантики,
Словно нет никого богатее,
Мы потом ушивали батники,
Мы заправские были модники,
Безбилетники, безлошадники
С ежедневником-ежегодником.
Покрывались вокзальной копотью
И меняли шузы на левисы,
Рассекали вдоль скверов в городе
На подножках пустых троллейбусов.
Мы стеснялись своей нескладности
И копили духов флакончики,
С ненасытной с' едали жадностью
На таганке театр и... пончики.
Не болтливые, не ворчливые,
Не сбивались, по-волчьи, стаями,
Как-то жили, вполне счастливые,
Не опутанные вайфаями,
Не захваченные фейсбуками -
Портативные передатчики,
Мы тогда еще были внуками,
Беззаботно играя в мячики.
Слишком много тогда нам нравилось
В каждом встречном, беспечном путнике,
Под ногами земля не плавилась,
Не летали над нами спутники.

Нынче мы - интернет-кочевники,
Междустранники, межгородники,
И сгорели в кострах ежедневники,
Превратились в золу ежегодники.
Расползлись нить за нитью батники,
Над глазами пропали стрелочки,
Во дворе расплетают бантики
Повзрослевшие быстро девочки
И на шпильках бегут под ливнями,
От Шанели сверкая платьями,
Словно нет никого счастливее,
Словно нет никого богатее.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Как ты делаешь это, мама?

Как ты делаешь это, мама?
Ты взрываешь меня, как бомбу,
Залечить бы свои мне шрамы
Да зарыться бы в катакомбы.
Как тебе удается только
Выключать мой предохранитель
И отбрасывать лунной долькой
Далеко, чтоб не смог удлинитель
Дотянуться туда, где нежность
В моих детских наивных письмах,
Где излишняя строк прилежность
И разбросанный звёздный бисер?
Я ложилась в сугробов белость
И читала по звёздам судьбы,
Лёгким воздухом быть хотелось
И дойти, как поэт, до сути.
Ты, конечно, не понимала
Ничего из моей стихии:
Ни того, что мне мира мало,
Ни того, что пишу стихи я.

Сквозь меня просочился воздух,
Далеки, как и прежде, звёзды,
Да и судьбы читать мне поздно,
И давно опустели гнёзда.
Только дочка - чуть лучшей пробы -
Говорит, прикрывая шрамы:
- Ты взрываешь меня, как бомбу.
Как ты делаешь это, мама?

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Три актрисы

На законченном холсте три женских образа,
Там, в камине догорают ветки хвороста,
Золотыми стали пепельные волосы -
Оптимальный цвет бальзаковского возраста.

Три актрисы, три судьбы на фотографии,
Три автографа, как росчерк в книжке чековой.
Если Гугл не сложит вместе биографии,
То поможет Станиславский вместе с Чеховым.

Чёрно-белые всплывут семидесятые,
Чтобы яркими запомниться палитрами.
Плёнка сыпется, и дубли неотснятые
Режиссер упорно ставит перед титрами.

Черно-белые картины - бутафория,
На столетья - заготовленного хвороста,
За спиной почти по Чехову история -
Оптимальный фон бальзаковского возраста.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Улыбнись и пошли его

Видео из цикла "Пишу и говорю" здесь

Понимаю, подруга, плохо,
просто он разлюбил, не охай,
у любви нету срока давности,
невозможно из благодарности
полюбить и сидеть на привязи,
в чистоте не бывает примеси,
состоянье твое понятно мне,
он пытался словами невнятными
объяснить тебе необъяснимое,
что не может понять нелюбимая,
что не может услышать женщина,
пусть на шее ее – нити жемчуга,
а на пальцах – бриллианты с рубинами,
откупается от нелюбимой он,
понимаю, подруга, больно,
ничего, что я не сердобольна?

Улыбайся, когда ты на улице
и не вздумай бессильно сутулиться,
улыбайся, когда с подругами
и, особенно, с их супругами,
сделай вид, что тебе – до лампочки,
будь ухоженной милой лапочкой,
говори о вещах космических
и пристрастиях гастрономических,
о прочитанной книге Гегеля
и нелегкой работе егеря,
что угодно, но только не о нем,
улыбайся, подруга, день за днем
до тех пор, пока не приклеится
и уже никуда не денется
отраженье улыбки в зеркале,
остальное – держи за дверками,
дома, в клетке своей обставленной,
хочешь, вой, прикрываясь ставнями,
бей об стенку себя, нелюбимую,
и, пока ты еще уязвимая,
жди звонка зимней ночью длинною,
это – время прийти с повинною,
он расскажет тебе историю,
пригласит на свою территорию,
скажет: ты была самой лучшею
и теперь, по такому случаю,
мол, сначала давай попробуем,
а она, пропади, мол, пропадом,
ты молчи, не спеши с ответами,
как зима не спешит с рассветами,
скажет он: «Ты всегда понимала,
для обоих – не так уж и мало, -
и добавит, - ты парень-рубаха»,
улыбнись и пошли его нахуй.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Всемирная сеть

Был дом незнакомый. В нём – двое. Касание лёгкое рук,
Разгаданный смысл в подаренном скромном колечке.
Всемирною сетью (он сам так считал) седобрюхий паук
Опутывал пять сантиметров пространства у печки.

А двое, не зная про жизнь паука, пили чай,
Потом наливали вино в здоровенные кружки,
Она хохотала, он большею частью молчал,
Обоим казалась уютной простая избушка.

Огонь вместе с ними пьянел, заплетая язык,
Пытаясь достать их двоих – получалось не очень.
Стоял выжидательно лес с приближеньем грозы,
И ночь становилась безмолвнее и одиноче.

За годы колечко успело, увы, заржаветь,
Нога не ступала столетья по утренним росам,
И снова в углу заплетает всемирную сеть
Паук-акробат со страховочным тоненьким тросом.

А двое? Они не сплелись, да и вспомнят с трудом
Колечко со смыслом в тот вечер холодный и зябкий.
Хозяйка, приехав на майские в старенький дом,
Разрушит всемирную сеть… взмахом швабры и тряпки.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Шарик

Я вылетаю во двор из седьмого подъезда,
Мимо беседки и – в небо. А что ещё нужно?
Я здесь - подарок. От папы и мамы. К приезду.
Я – с тонкой ниточкой шарик обычный, воздушный.

Шарик не плачет, как девочка в авторской песне,
Ей отпускать научиться бы, девочке глупой.
Здорово в небе, оттуда земля интересней,
Люди, вообще, незаметны под сильною лупой.

Выше и выше взлетаю над девушкой стройной,
Девушка в небо посмотрит, не видя, кто рядом.
Дай улететь, отпусти меня, дева, спокойно,
Нашим не встретиться душам, не свидеться взглядам.

Ниточкой тонкой, прозрачной, едва уловимой,
Шарик летел (шарик – я, вы забыли, наверно?),
Женщина к небу приколота неотпустимо
Мужем, идущим к другой каждый раз, словно в первый.

... Шарик не виден, небесным укрытый плащом.
Что ты сидишь и плачешь в холодной беседке?
Разве, старушка, тебе непонятно ещё:
Тот, кто умеет летать, улетит из клетки?

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Две точки

В масштабе вселенной мы – точки… в отправленной нами записке.
Записка – в бутылке, что брошена в море из порта приписки.
Мы в школе с тобою тогда проходили английский язык.
Твой папа, большой дипломат, говорил: «Настоящий мужик
Не должен влюбляться в хорошеньких, глупеньких женщин,
Иначе ты можешь однажды смертельно обжечься».

Мы двигались к морю. Там пряталось солнце в незапертом люке.
Мы оба молчали. Мы шли и держали друг друга за руки.
Ты папе про женщин не верил, курил втихаря папиросы.
Тебя увлекали другие, гораздо серьёзней, вопросы:
Когда, наконец-то, твои ненаглядные предки
Отправятся в оперу, в гости к болтливой соседке
И, ты пригласишь меня в дом? Мы молча приблизились к морю
И сели напротив, как в театре, слегка нестандартном декоре.
Тактично молчала вода – эта полупрозрачная калька.
Мы пили вино. Под ногами блестела прибрежная галька,
Сначала – от солнца, потом – от такой же огромной луны.
Ни звука, ни эха от синей, разбившейся насмерть, волны.
Допито вино. Придумать слова для короткой записки
Не сложно – «люблю тебя». Бросить их в море из порта приписки…

Тебе повезло. Отец получил две путёвки в загранку…
За эту неделю мы прожили жизни – пекли запеканку,
Смеялись, ругались, прощались в прихожей, кидались ключами,
Потом прижимались друг к другу и спать не давали ночами.

Неделя прошла. Мы следы замели к возвращению предков.
Никто ничего не узнал. Мы окончили десятилетку
И прыгнули в жизнь. Я как-то забыла об этой неделе с тобою,
Ты, видимо, тоже не помнил. И нужно ли помнить обоим?

Кто знал, что бутылку найдёт загорелый рыбак на морском берегу?
Каракули в этой записке он переведёт к четвергу,
Всё с помощью сына – тот в школе проходит английский язык,
Умеет рыбачить и, значит, по меркам отца, настоящий мужик.
И сын покраснеет и спрячет глаза, но не скажет отцу,
Что он со своей Адрианой отправится скоро к венцу.
Вчера они вместе сидели у берега с синей волной
И пили вино, и молчали под этой огромной луной,
А мальчик всё думал о найденной папой записке,
Что брошена в семьдесят пятом из порта приписки.
Молчали в обнимку, влюблённо, не споря.
Две точки – в масштабе вселенной – сидели у моря.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

На плёнке марки Кодак

Застигнутая временем врасплох,
Я незаметно становлюсь ворчливой,
А кто-то там считает каждый вдох
На калькуляторе китайского разлива.

Чужой уход давно привычен мне,
Сменились адреса, мужья, подружки,
А девочка в засвеченном окне
Пьет сладкий чай из черно-белой кружки.

Вращаюсь, как игрушечный волчок,
И всё быстрее скорость год от года,
А кто-то делает еще один щелчок
На фотоаппарате марки "Кодак".

Еще один бессмысленный рекорд
В надежде обнаружить панацею,
А кто-то там берет простой аккорд
На вечном, нестареющем "Стейнвее".

Сто раз подумаю и не пойду на риск,
Пусть манит глянцем яркая обложка,
А кто-то крутит телефонный диск,
Пытаясь тщетно вызвать неотложку.

Я проживаю в плёночном кино,
Где черно-белым хмурится погода,
А где-то там - еще одно окно,
В котором я на пленке марки "Кодак".

© Валерия Коренная

↑ Наверх

Подруга

Песня здесь

Мы были близки. И добро мы делили, и зло,
Мы знали с тобой друг о друге практически всё,
Срослись близнецами сиамскими. Нам повезло.
Мы верили, что непременно друг друга спасём.

Мы ссорились тоже с тобой насовсем, навсегда,
Дня три проживали, легко невидимками став,
Потом говорили: "я - дура", "да, нет, я - балда",
И всё возвращалось, как в детстве, на те же места.

Мы снова сидели на кухне, смеялись до слёз,
Ворчал протекающий кран, наливалось "Бордо".
Тогда мы не знали, что скоро всё будет всерьёз,
И нас без наркоза разделят на "после" и "до".

Потом мы пропали. Нас тихо судьба развела
На годы, на страны - на глобусе места полно.
Я справилась как-то с ремонтом больного крыла,
Ты стала фрагментом добротного, в общем, кино.

Лет двадцать прошло. Я искала все годы тебя,
Ты адрес сменила, фамилию - муж твой француз,
Ты день проживаешь спокойно и не торопя,
На завтрак - шампанское, устрицы, спелый арбуз.

Я тоже - в порядке, и так же, как ты, далеко
От прошлого, нами закрытого на карантин...
Потом мы нашлись и болтали, как будто рукой
Смахнули лет двадцать опутавших нас паутин.

Но что-то не то. Я тогда объяснить не могла,
И голос - всё тот же, такой же язык, звонкий смех,
Но острое что-то, как будто, осколки стекла
В сиамском крыле. Так впивается смёрзшийся снег.

Ты тоже, почувствовав что-то чужое во мне,
От холода сжалась, накинув на плечи пальто.
Тогда у меня пробежал холодок по спине,
В том месте, где нас разделили на "после" и "до",

И плёнку заело. Мерцал черно-белый экран.
И был ни на что не похож твой насмешливый взгляд,
На кухне всё так же ворчал протекающий кран,
И мы говорили, но выключен был звукоряд.

Потом мы расстались опять. И уже - навсегда.
(Из всех расставаний пора мне воздвигнуть музей).
Больное крыло заросло так, что нету следа.
У всех ограниченный срок, в том числе, у друзей.

© Валерия Коренная

↑ Наверх

В разных галактиках

Мы перестали смотреть друг на друга с любовью,
Мы – незнакомцы, мы прячем улыбки и взгляды,
Не прикасаешься – не поведу даже бровью,
В разных галактиках – мы просыпаемся рядом.

Мы исчерпали друг друга до высохших доньев,
В календарях не осталось сезонов дождливых,
Мы просочились песком из разжатых ладоней
В узкое горло песочных часов молчаливых.

Мы удалили друг друга, как чип, микросхему,
Стёрли всю память из праздников наших и будней,
Выпала я из твоей поисковой системы,
Стала песчинкою, как заблудившийся путник.

Ты превратился в сигнал, словно азбука Морзе.
Точкой-тире не спасти незнакомые души.
Я, как подобие глупой стыдливой мимозы,
Вместе с лицом и глаза закрываю, и уши.

Ты растворяешься в дне, растворяешься в ночи,
Тише, слабее сигнал, принимающий взгляды
Бывших любимых – оставшихся двух одиночек.
В разных галактиках – мы просыпаемся рядом.

© Валерия Коренная

↑ Наверх