← Назад к списку годов
ЭПИГРАММЫ И ПОСВЯЩЕНИЯ
Содержание
Александру Гранту
Он восседал в газете НРС,
Он в криминальном жанре знает толк.
Его все превозносят до небес,
Включая уголовников. Он – волк
В вопросах права на любой волне:
И на народной и – совсем другой,
На «Си-эн-эн» он убедителен вполне.
Поскольку Рабинович – не чужой.
Но есть однофамилец у него
В далеком украинском городке.
Он знает всё, не зная ничего
Ни на одном, как видно, языке.
Он нашему герою предложил
Уж больно неприличный вариант.
Герой его послал. (Чтоб он так жил,
Как без него живет в Нью-Йорке Грант).
А в целом, пусть ему и 60
(Как видно, приписал десяток лет),
Он – вечный мой герой, почти как брат,
Для Майи он, вообще, авторитет.
А на экране телевизора он – Бог,
Каких не видел ни один экран.
У женщин он рождает легкий вздох,
Но он ни с кем не заведет роман.
С женой – он завсегдатай всех таверн,
И не пытайтесь перепить его.
Я выпила с ним несколько цистерн,
Поэтому и бросила давно.
Чтоб быть серьезным, взял он псевдоним,
Короткий, односложный, словно мат.
Мне только с ним всё кажется смешным,
Ведь так, как он, не шутят в 60.
23 июня 2004
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Александру Льву
Он знает всех художников Руси,
Он помнит всех джазменов США,
Пол-мира он уже исколесил,
Француженки зовут его «Саша».
Он по экватору прошелся, не спеша,
Он покорил бразильских танцовщиц,
Сезарию Эвору, чуть дыша,
Он целовал в районе двух ключиц.
Есть у него комплект детей и жен,
Он смотрит в зубы, но не всем он по зубам.
И коль уж есть мобильный телефон,
То должен быть мобильный барабан.
28 дек. 2006
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Антиквару-аферисту Борису Могилевскому
Он антиквар из класса люкс, он знает все шедевры,
По «Эрмитажу» проведет, как тот экскурсовод.
Ему встречались на пути и шулера, и стервы,
Аристократы и менты, и бляди всех пород.
Он был с бандитами на «ты», он не любил законы,
Он восхищал своей игрой не только высший свет.
Им восторгались и мужья, и трепетные жены,
Когда он с женами болтал интимно тет-а-тет.
Он женщин искренне любил. Любовь была взаимной.
Ну кто же сможет устоять пред белым котелком?
Его шмонали в шесть утра под гром родного гимна
На зоне, где решают спор умом и кулаком.
Он образован и умен, он грыз гранит науки,
Он снял гранитную плиту и вышел первый срок.
Его спасали там мозги и золотые руки,
А позже - женщины, любовь и белый котелок.
Он весь сверкает, как бриллиант, в которых знает толк он,
Он изумруды отличит от всякого говна.
Он одарить свою любовь считает главным долгом,
Он так войдет в любую роль, что ахнет вслух она.
Он так же в дамах знает толк, умом и взглядом быстрый.
Он может поражать друзей и быть в числе гостей.
Он – самый лучший антиквар из тысяч аферистов.
И самый клёвый аферист из антикваров всех мастей.
15 июля 2007
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Виктору Барченко на 51-летие
Любимый, непрочный, нездешний,
По-прежнему, чистый и вешний,
С тобой, заколдованным кругом,
Ступаю неверной подругой.
Единственный, радостный, чистый,
То мягкий, то очень когтистый,
С тобой, невзирая на годы,
Иду сквозь века и разводы.
Беспечный, талантливый, странный,
Душевно-широко-экранный,
Киношный, сценичный, циничный,
То фото, - то неврастеничный.
Не бойся, ты незабываем,
Твой голос всегда узнаваем.
Как зверь, залижу твои раны,
Любя тебя сквозь океаны.
12 нояб. 2010
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Виктору Барченко
Жён у тебя шесть.
Это еще не жесть.
Жесть, когда будет седьмая,
И снова - не Коренная.
30 дек. 2010
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Борису Мордковичу 5+7
Я "спасибо" судьбе много раз говорила,
Я бежала по ней, жизнь свою торопя.
Я просила судьбу дать мне счастье и силы,
Я просила судьбу подарить мне тебя.
Я годами искала тебя в разных странах,
Но не знали о том ни Москва, ни Париж.
Я сжигала мосты и срывала стоп-краны,
Мне казалось: вот, ты на перроне стоишь.
Я не знала, что стоит мне выйти из дома
Зимним вечером вьюжным, в Манхэттенский снег,
Как появишься ты - мой родной незнакомый
И как будто знакомый давно человек.
Мне с тобой хорошо - говорящим, молчащим,
И тебя не любить нет на свете причины.
Будь счастливым со мной в каждом дне настоящем.
С днём рожденья, мой главный на свете мужчина.
3 июля 2015
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Борису Мордковичу 62
Сказано многое – песнями, строфами,
Пройдено разное – бедами, тропами,
Видели всякое – доброе, страшное,
Но оставляли единственно важное,
Что никакими словами не выразить,
Не зачеркнуть и чёрным не выкрасить,
Самое главное, самое светлое,
Это не время конфетно-букетное,
Это когда нет предела доверию,
Это когда по тебе себя меряю.
Только любовь имеет значение.
Я поздравляю тебя с днём рождения!
3 июля 2022
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Валентине Печориной
Вся в бриллиантах и рубинах
Дорогая Валентина.
....
Она – звезда экрана много лет,
Ее не сделать никому пришпоренной.
Мне б взять ее фамилию, как амулет,
И скромно стать Валерией Печориной....
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Славе Чеповецкому
Он мыслит физ-математически,
Он тверд, как каменный балласт.
А ум его аналитический
Двадцатилетним фору даст.
Он – кандидат наук технических,
А не какая-то шпана,
Пока рожала героически
Его любимая жена,
Он диссертацию дописывал
И проплывал, как кандидат.
Режим тогда был супер-визовый,
Но он привык - на результат.
Он уезжал, отрезав прошлое,
Как-будто стометровку - пшик.
С тех пор и дочь - давно подросшая,
И сам в начальниках больших.
Он без прикрас, такой, как есть,
Он сделан в полном соответствии,
С ним даже можно рыбку съесть,
Не беспокоясь о последствиях.
Жена оформит красочную справку,
Что он реальный, истинный мужчина.
А я скажу: "Бросай работу, Славка,
Тебя прокормят Лидкины картины.
10 февр. 2013
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Игорю Чепусову - 55
Он вырос в Одессе парнишкой простым,
Гонял по дворам и снимал одесситок,
Он в Киев приехал почти холостым,
А там, как известно, красавиц избыток.
Он стал архитектором, строил дома,
Он быстро женился. Спеша, разводился.
В коротких антрактах бежал в «Синема»
И, как завещали: учился, учился,
Чтоб быть оператором, делать кино.
Опять же: красавицы, деньги, банкеты.
Он пил с мастерами коньяк и вино,
От Гурченко Люды он слушал советы.
А между советами делал детей
От жен, да и просто, от преданных женщин.
Он – добрый и честный, совсем не злодей,
С годами его не становится меньше.
Он двинул на Запад, чтоб снова снимать
И жен, и кино, и детей в распашонках.
Он строил дома, чтоб потом их продать,
А деньги потратить на новую пленку.
Он стал закалённым, его не пробить,
Он больше советам не следует слепо,
Он тихо бросает и пить, и курить,
Но всё ж остается единственным Чепом.
16 июля 2005 г.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Андрею Дементьеву
Он говорит, что ничего не должен,
Не должен ничего и никому.
Он – не случайный уличный прохожий.
Он должен вам и мне. И я возьму
Ту песню лебединую, как верность,
И сохраню, и унесу с собой.
И мир добрее станет, и, наверное,
Там чайки закружатся над водой.
Он говорит: «От хамства нет защиты»,
Но мне его защита так нужна,
Пускай у хамства рты и не зашиты,
Но как его Аленушка нежна!
Я, вместе с нею, возвращусь к природе,
В тот отчий дом на синем берегу.
Он говорит: «Любовь навек уходит»,
Но яблоки сверкают на снегу.
Он говорит: «Нет женщин нелюбимых»,
Ведь у любимых женщин нет морщин.
Он научил меня, промчавшись мимо,
Что в мире нет нелюбящих мужчин.
7 января 2006 г.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Элле-парикмахеру
Жует конфетки «Белочка»,
Ведет себя, как детка.
Стрижёт она, как Эллочка,
Но нет, не людоедка.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Эмилю Льву
Вас знают в Колумбии, знают в Корнелле,
Вы с колбой, пробиркой, пипеткой на «ты»,
Вы можете то, что другие не смели,
Пред вами, бывало, робели деды.
Вас ценят любители теннисных партий,
Вы в сете крушите серьезных тузов,
При этом вы помните, даже в азарте,
Что вы еще – лев, и еще – острослов.
Вас любят в Нью-Йорке любые музеи,
Вы в Сотбис – свой парень. Да как вас не знать?!
Вам женщины, те, что сидят в галереях,
Готовы бесплатно Сай Тумбли отдать.
Вас помнит Москва и Париж, и Багамы,
И дикий испанец, и призрачный швед,
От Флашинга до самого Амстердама
Все знают еще, что вы – Ланочкин дед.
Вы с детских «агу» дорожите друзьями:
У вас есть Попов – нефтяной он магнат;
И оскароносец Рустам – тоже с вами;
И Норик, и Сава. Да кто вам не рад?!
Вас Иштван учил говорить по-мадьярски,
Вас Лена учила армянским «цанцар»,
Осталось освоить вам только татарский,
Хотя, на кой черт вам весь этот кошмар?
Вы можете сходу придумать поэму,
Вам выучить стих не составит труда,
За пояс заткнете любую богему,
Которая тут же сгорит со стыда.
Все, чем не займетесь вы, делаете с блеском,
Так скажет любой генерал, либерал.
Как было, к примеру, с Курманаевским?
Ведь если б не вы, то кто б его знал?
Пускай же звучит от Москвы до окраин
Нью-Йорка, Нью-Джерси, на тысячи миль,
Над Сеной, Невой, Гудзоном, Дунаем
Простое и русское имя – Эмиль.
4 октября 1997
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Энгелине Михайловне Мордкович
Хочу сказать немного слов,
Немного, но, надеюсь, важных.
Вы – свет, и счастье, и любовь
Для тех, кто встретил вас однажды.
Вам как-то удается жить
И без сучка, и без задоринки.
Я буду вас благодарить
За сына вашего, за Бореньку.
А впрочем, всякие слова
Ничто – пред вашей безупречностью.
У вас сегодня целых два
Прекрасных знака бесконечности.
19 июня 2015
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Тане Лебединской
Ты, словно песня лебединая,
И я другой такой не знаю.
Привет, бардэсса Лебединская,
Вам шлет бардэсса Коренная.
30 апр.1999
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Ольге Матешко
Всегда я восхищаюсь ею,
Матешко Оля – как глаза легки.
От красоты ее юнцы балдеют,
И в бой идут не только старики.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Ирине Фогельсон
Она споет всё то, что вы хотите,
В октаву, в терцию и даже в унисон.
Вы ни за что не переговорите
Ту самую, чье имя – Фогельсон.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Елене Воробей
Она прошла немыслимые вехи:
от Пугачевой до Эдиты Пьехи.
Распутина, Аллегрова, Сердючка.
Она такая непростая штучка.
Подвластно всё ей на большой эстраде,
Она-одна в бездонном хит-параде...
Пока не уродился тот еврей,
Кто спародирует Елену Воробей
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Мише Гулько 1
Нью-Йорк. Вторая половина века.
Твой голос. В горле – ком.
Готова даже в зону я поехать,
Чтобы услышать, как поет Гулько.
18 апр. 1999
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Мише Гулько 2
Эпиграф
Выдь к Гудзону, чей голос так льется?
Был бы Гулько, а Утесов найдется.
...................
Призрачно всё и почти абрикосово,
Рядом с легендой всегда нелегко.
Есть только он, никакого Утесова,
Именно он носит имя Гулько.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Самой себе
Я в актёрство давно не играю
И спешу вечерами домой.
Я пока что еще пристяжная
Но учусь, чтобы стать коренной.
16 окт. 2004
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Евгении Левинсон
На каждый Новый год она – в Европе:
В Женеве, в Альпах, в Амстердаме, в Васюках,
И удается ей одною жопой
Сидеть в гондоле в лыжах и коньках.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Евгению Евтушенко
Я не то, что спешила на красный,
Я стояла столбом на зеленый.
Спутник взгляд свой бросал не напрасно
На часы, на асфальт раскаленный.
Под колесами прыгали годы,
А в салоне дрожала коленка.
Я, вообще, не трусливой породы,
Но в машине сидел Евтушенко.
17 мая 2003
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Лане Глаз
Полно и хрупкости, и силы,
И червь сомненья не угас,
И что бы ты ни говорила,
Ты попадаешь прямо в глаз.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Игорю Губерману. 1
Много есть поэтов в этом мире,
Но скажу серьезно, без обмана:
Я бы отдалась в прямом эфире
Одному поэту – Губерману.
29 сент. 2007
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Игорю Губерману. 2
Тобой не восхищаться невозможно,
Хоть мы не видели друг друга никогда.
В тебе – восторг. Он – истинный, не ложный,
Тебя не портят ни седины, ни года.
Когда б не версты, я бы без причины,
А просто так состряпала роман
Иль закрутила тот роман с мужчиной
И назвала его бы «Губерман».
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Саше Гутину
Один взлетает в небо лётчиком,
Другой – халтурит у станка,
Буфетчица, торгуя пончиком,
Гипертрофирует бока.
Рецидивисту – небо в клеточку,
Солдату – на плацу муштра,
Красавице – чулочки в сеточку
И – на свидание с утра.
А я с утра читаю Гутина,
Не открывая в спальне штор.
Он, словно легкая посудина,
Плывёт в десятибальный шторм.
То в Казахстане он куражится,
То песни начинает петь.
На разных континентах, кажется,
Он умудряется сидеть
Одним космополитным тухесом,
Без заморочек и затей.
Упорно над стихами трудится
И честно мастерит детей.
Его строку запомнить хочется,
Как в мае – первую грозу.
Строфу напишет – обхохочешься,
А прозой – вышибет слезу.
Без отдыха и без тайм-аута,
Он вылетает в новый рейс,
Забаненным восьмым аккаунтом
Бьёт Цукерберга прямо в фейс.
К нему – особое внимание,
И на него – везде аншлаг.
Должно быть, жители Германии
Его встречают: «Гутин таг».
Но мы – в Нью-Йорке, не в Германии,
И здесь у нас другой кураж,
И потому большой компанией
Мы скажем: «Велкам, Гутин Саш».
11 февр. 2016
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Хухлаеву Диме - 45
Ты можешь сразиться с любым шахматистом,
В тебя влюблены и Гусинский, и зэк,
Любого заткнешь ты за пояс со свистом,
Любого ты сделаешь другом навек.
Ты – мастер игры в преферанс, даже в бане,
Живет «Anyway» с твоей легкой руки.
И даже на самом паршивом экране
Ты смотришься лучше, чем сам Ларри Кинг.
... Друга хочется убить
Даже больше, чем любить.
17 июля 2005
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Хухлаеву Диме - 46
За что я люблю своего уникального друга?
За то, что готова подставить ему я плечо,
За то, что могу обращаться к нему просто «Хуха»,
Звонить по ночам и трепаться, смеясь, ни о чём.
За то, что он помнит меня и меня забывает,
За то, что теряет ключи от квартир и машин,
За то, что всегда досягаем, за то, что бывает
Совсем непохожим на сотни обычных мужчин.
За что я люблю своего непохожего друга?
За то, что дружу четверть века и буду дружить.
И мне всё равно, он с подругой иль просто с супругой,
Он может подругу, супругу, меня и других рассмешить.
Мой друг – уникальный. Живет без страховок и страха,
Влюбляет в себя и влюбляется там, где нельзя.
Была б мужиком – поделилась последней рубахой,
Но я не мужик. А страховки его, вы, друзья.
17 июня 2006
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Хухлаеву Диме - 50
И до тебя добрался он,
Без всякого предупреждения,
В который раз твой день рожденья
Мы в летний празднуем сезон.
В который раз твои друзья
Съезжаются со всей округи,
И неизменные подруги,
И неразменная семья.
И я последних тридцать лет
Не забываю этот праздник -
От детских, глупых безобразий
До восхитительных побед.
В который раз звонками в дверь
И в телефонные набаты
Мы недовольны то зарплатой,
То чередой больших потерь.
В который раз ты говоришь:
- Не всё так плохо в этом мире:
Здоров, любим в своей квартире,
С обилием друзей и крыш,
С семьёю, верною женой,
Шашлычно-праздничным весельем,
С работой, так, чтоб все глазели
И восхищались сединой.
И память, вроде, как была
Тогда, в конце семидесятых,
Портвейн на лестнице, закаты,
Кусочек сыра, пастила.
Под Ролинг Стоунс – смех с утра,
Две незнакомки, рюмка водки,
И вот они – уже красотки,
Коньяк, шампанское, икра.
«Красиво жить не запретишь».
И жил, и по фигу запреты,
Все мудрецы, авторитеты,
Кричащие со всех афиш.
И знал, что голосом возьмешь
Всё то, что не давалось в руки,
И к черту умные науки,
Когда вокруг весна и клёш.
Ты и сейчас хорош и юн,
И запросто – три круга вальса.
Не так уж быстро он добрался,
Пятидесятый твой июнь.
17 июня 2010
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Хухлаеву Диме - 51
Ты рос в шестидесятых, тех,
В разгар холодной и Хрущева,
Когда еще ценили слово,
И у поэтов был успех.
В твой год рожденья Пастернак
Ушел туда, в миры иные,
Молочные, не коренные
Росли рядами, кое-как.
Карибский кризис, космонавт,
Эпоха Кеннеди, Вьетнама.
Пока еще нет жён. Есть мама,
Чужое слово «брудершафт».
Там, где-то, Пражская весна,
Звучит, как будто, это праздник.
И ты, счастливый первоклассник,
Еще не знаешь бодуна.
Тебе двенадцать. Уотергейт.
Изобретен спаситель Прозак.
Аксенов ищет жанры прозы,
И музыка звучит из флейт.
Тебе четырнадцать. На БАМ
Намылился. Восстала мама,
Сказав, что по закону драмы
Я сына БАМу не отдам!
В семнадцать спели новый гимн
С заменой слов, где вождь народов.
В тебе берет свое природа:
Портвейн, девчонки и....мозги.
Шестирублевый проездной.
На всех хватало понемногу,
Ты был всегда готов в дорогу,
Потом всегда готов – домой.
Москвич. Как много в этом звуке,
Особенно, когда ты там.
И толпы немосковских дам
К тебе свои тянули руки.
Да, кто-то получал отказ,
Не собирая дивиденты.
Ты в девятнадцать стал студентом
Я это помню, как сейчас.
Актеры, ГИТИС и портвейн,
Закуска – баночка тушенки.
На месте храма на Волхонке
Тогда еще стоял бассейн.
Любил актрис и медсестер
В приятном шорохе кулисном.
Аплодисменты, крики: «Бис Вам!»
Вон, Рейган, тоже, ведь, актер.
Жена. Не то, чтоб навсегда,
На время, чтоб не обижалась.
Ты сам любил давить на жалость
В восьмидесятые года.
Андропов, радио-эфир,
Твой голос чист и узнаваем,
Ты – муж и шахматный хозяин,
Ты и кумир, и командир.
Потом Берлинская стена
Была разрушена. И баста.
Зубная щетка, тапки, паста.
Свободы статуя видна.
Свободен ты. Опять жена –
Моя подруга, между прочим,
Как ты ей голову морочил,
Бывало, даже без вина.
Потом свободы перебрал.
Вернулся. Жил в московской хате,
Был босом, на своей зарплате,
Но в театре, всё ж, не доиграл.
К Гудзону! Стал лицом ТиВи.
Да что, лицом, почти что брендом,
Ко всем немыслимым легендам
Развёлся, чисто по любви.
И в дурака, и в преферанс,
И в шахматах ты, как гроссмейстер.
Ты на своем, законном месте.
Тебе подвластен конферанс.
Читал, любил, стал очень тих,
Искал единственную, ту.
Нашел, потом подвел черту.
Женился тихо, без шумих.
Проводишь дни и вечера,
Лицом – в экране, телом – дома,
Мы столько лет с тобой знакомы,
Еще не сыграна игра.
Пусть пролетают дни, года,
Твой проездной шестирублевый
Еще действителен. Ты – клёвый.
Чуть за полтинник – ерунда.
17 июня 2011
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Рустаму Ибрагимбекову
Вы – тот, с кем не нужны слова
В неопаленных солнцем лужах.
Пусть не похожи Вы на Льва,
Но я надеюсь – Льва не хуже.
29 авг. 1999
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Севе Каплану
О тебе говорить иногда неприлично,
О тебе написать только можно тома.
Называть сумасшедшим тебя – всем привычно,
Но не все так блистательно сходят с ума.
Ты бывал на «Свободе», родил «Толковище»,
Всем запудрил мозги внуком Фанни Каплан,
Ты такую в эфире устроил жарищу,
Что с тобой породнились посол и братан.
Ты вне рейтинга, Севка, но в каждом опросе
Улыбаются дамы, страстями кипя.
Мужики говорят, что не слушают вовсе,
А потом повторяют дословно тебя.
Ты горел, словно Феникс, но вновь возрождался,
Из больничной палаты вещал ты не раз.
Я не помню такого, чтоб ты возмущался,
Даже если кричали тебе: «Пидорас».
Ты стремительной хваткой сразишься на ринге,
А удар метким словом ты можешь смягчить.
Словно ас и проктолог, прочтешь без запинки
И рецепт, и диагноз, и то, чем лечить.
Семьянин, однолюб, победитель в турнире,
Провокатор, пошляк, музыкант, битломан.
Голос твой узнаваем в безмерном эфире,
Ты всегда в позитиве, Народный Каплан.
14 июля 2010
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Гарри Каспарову
С большой любовью и почтеньем
О Вас написаны тома,
И я, с не меньшим восхищеньем
Желаю счастья… от ума.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Лене Ламниной
Встаёт спозаранку, погладит котов,
Проверит: всё ль в доме в порядке.
За нею еноты бегут из кустов
И цапают прямо за пятки.
Она ведь накормит любого с руки:
И мошку, и вошку, и птицу,
А рыбы распахивают плавники,
Чтоб только пред ней очутиться.
Она приготовит и плов, и лагман,
Шурпу, бастурму с куропаткой,
Да так, что заядлый и нудный гурман
Не сможет найти недостатка.
Под плов о политике скажет, как есть:
Про всех президентов и вице.
Она успевает романы прочесть
И вылечить боль в пояснице.
За речью следит, чтобы не приведи
Из радио-теле эфира
Ведущие, дикторы, даже вожди
Позорились бы на пол-мира.
Проверит, что нового выучил внук,
И всё ли в порядке у дочки,
Что делает сын, как проводит досуг,
Закрыта ли дверь на замочки.
В порядке и мама, и папа, и брат,
Политы цветы, сыты кошки.
Всё это важнее, чем сотни наград.
И можно вздремнуть, хоть немножко.
23 июня 2013
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Шуре Лутошкиной
Пусть за тобою толпы женихов
Бегут, бросая неразумных дурочек.
Ведь не бывает настоящих мужиков
Без молодых и бесшабашных курочек.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Ивану Менджерицкому
Улыбается с экрана
Старый геморрой Ивана.
......
Бабок брайтонских остудит,
Тряханёт из них труху,
То «Не может быть» им сунет,
То покажет, «Who is who».
То он истину глаголет,
Заполняя синий фон,
То вставляет всем, без боли
Свой «свободный микрофон».
2000 г.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Константину Райкину
Кто мог подумать, что когда-нибудь
Я буду праздновать твой день рожденья
За сотни верст? Что будет долгим путь,
В нем два десятка лет – как наважденье.
«Что наша жизнь?» По-прежнему, игра,
И в ней меняются и «Лица», и наряды,
Вот мы сидим и спорим до утра,
До хрипоты, и всё ж, друг другу рады.
Мой «Современник». Эти десять лет
Прошли недаром и, наверно, быстро,
Но вожделенный зрителю билет
Достать хотелось на тебя, артиста.
Среди своих ты виртуозно юн,
Среди чужих – застывшая картина,
Ты то король, то бешеный Каюм,
То сыщик, то любимый Валентины,
Безумный, умный, злой контрабасист...
Какие б ни играл ты роли,
Из зала крикну я: «Давай, артист!
Не все погибли корабли на море».
8 июля 2010
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Марку Розовскому
Тридцать седьмой. Апрель. Камчатка.
Ну кто подумать мог тогда,
Что этот мальчик, весь в заплатках
Пройдет сквозь бури, ветры и года?
И вот – Москва, Журфаки, ВГИКи,
А вот – и студия «Наш дом».
Он – режиссер. Он пишет книги,
Детей рожает и меняет жен.
Он так горяч. Он – сын гречанки.
Он всех живых еще живей.
Он, если надо, готов под танки,
А из-под танков – сразу на Бродвей.
Он – молодой, друзья, не так ли?
Он сам напишет, спляшет и споет.
Вся жизнь его – в одном спектакле
В репертуаре у Никитских, у ворот.
Мы так близки, что слов не нужно,
Нью-Йорк – Москва беру билет.
Лечу к тебе, вот это дружба,
А недрузей в твоем спектакле нет.
Он стал не просто «Человеком года»,
Он всенародный, он – звезда.
И пусть меняется с годами мода,
Но Марк Розовский в моде навсегда.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Виктору Шульману
Он начинал, как русский музыкант:
Шансон, аккордеон и дебютант,
Пел по-французски и болтал по фене.
Но, как еврей, придумал вариант,
Махнул на запад, звался «эмигрант»
И в ресторанах пел в далёкой Вене.
Затем – Америка, отечества дымок,
Неторопливый, тихий вечерок,
Глоточек воздуха и дух свободы.
И чисто русский в Квинсе кабачок
С названьем милым «Happy пирожок»,
И девушка из княжеского рода.
А дальше закружилось, как в кино:
Артисты, аферисты заодно,
Звериный цирк, допросы на Петровке.
Не спился он, не стал глотать вино,
Не проиграл все бабки в казино,
А прикупил два дула и винтовку.
Стал импресарио, послушный семьянин,
Он зависть вызывал у всех мужчин.
Мне Костя Райкин лично говорил,
Что Шульман – папе словно сын,
Ну надо ж так, американский, вроде, гражданин,
По-русски честен, по-еврейски мил.
Привёз Высоцкого, Кобзона, Пугачёву
И самого большого острослова –
Жванецкого – и всех его друзей.
Их обеспечил и жратвой, и кровом
В «Аленушке», где весело и клёво,
Где пара белоснежных лебедей.
Ему не привыкать среди зверей,
Но всё ж, сегодня – Витин юбилей,
Который лучше отмечать с друзьями.
Как Винокур сказал? Он – тот еврей,
В Америке заделавший детей
И сделавший их русскими князьями.
13 янв. 2006
Нью-Йорк
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Степану Темир-БулатВиктору
Мы познакомились недавно: четверть века.
Крым. Берег. Море. Мальчик Стёпа.
Уже тогда он был сверхчеловеком,
О чём ещё не ведала Европа.
Америка. Столица мира. Дети.
Не то, чтоб сразу. Постепенно. Сами.
И, как бы, в перерывах между этим
Читал написанное светлыми умами.
Менялась жизнь таким калейдоскопом:
То «приласкать» приказ, а то «согнуть в дугу».
…Но видится мне тот же мальчик Стёпа
В песке, на жарком Крымском берегу.
27 февр. 2009
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Гале Топаллер
Девчонка, женщина, ещё не прожит век,
Всего 6:0, и ты здесь победитель,
Жена, советчица, подруга, человек,
И бабушка, и мужику водитель.
Пускай тебе щебечут соловьи
И в спа-салонах делают массажи,
И пусть картины клёвые твои
Коллекцию украсят Эрмитажа.
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Виктору Топаллеру
Родился в пятьдесят восьмом.
Окончил ГИТИС. Режиссура.
Он полный написал Шолом,
Без любованья, без цензуры.
Конспиративный семьянин,
Остряк и сквернослов отменный,
В хорошем смысле, мамин сын,
Ценитель музыки и сцены.
В тупик поставит знатока,
Эфирным заразив накалом.
Он – смесь рубаки-мужика
С интеллигентнейшим нахалом.
С ним можно долгими часами
Сыграть неспешно в преферанс,
Поговорить о мелодраме,
Спеть офигительный романс.
Это потом, он завтра будет
Собою сотрясать эфир,
И станут возмущаться люди:
– Да как он мог, на целый мир?
А он плевать хотел на это,
Он выше всякой ерунды,
Он разбирается в поэтах,
Он с олигархами на «ты».
Он, не спеша, съедает ужин,
Он любит Галича и джаз,
Он не испытывает ужас
Ни перед чем, ни напоказ.
С ним рядом невозможно красться –
С ним «под сурдинку» не пройдёт.
И если словом не удастся,
То рикошетом он добьёт.
13 июля 2008
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Лёве Трахтенбергу
В славном городе Воронеж
Был рождён цветущим маем
Фраерок интеллигентный,
Юморист, шутник, гурман.
Он в Нью-Йорке оказался
За решёткою тюремной,
Где не каждый из сидящих
Может написать роман.
В этом нехорошем месте,
С контингентом, в общем, стрёмным,
(От парней, что не при деле,
До – нарушивших закон),
Он беседовал любезно,
Как учёный, как филолог,
Понял он, что он – писатель,
Что владеет языком.
Он умеет виртуозно
Изъясняться, блядь, по-русски,
Он ведёт эфир погодный
И концерт, и фестиваль.
Только ФБРу – пофиг,
Ворвалось оно, как Гитлер,
На рассвете, и сказало:
«Хэндэ хок» и «руссиш швайль».
– Я не руссиш, я евреиш, –
Он ответил им спросонья
И собрал друзей и даже
Дал в газеты интервью.
Жалко, не было в тот вечер
Господина прокурора,
Кандидата в президенты,
Криса Кристи… мать твою.
Прокурор четыре года
Присудил собственноручно,
И в тюрьме, для негров письма
На английском Лев писал,
А затем, в библиотеке,
От руки строчил по-русски
И тихонько на свободу
Строки те передавал.
И сажали его в карцер,
И грозили срок добавить,
И семье его устроить
Пакистан и тихий ад,
Но не сдался, не сломался,
Не боялся заключённый
Номер 249720-50.
Всё равно он любит театр
И артистов, и культуру,
Всё равно он травит байки,
Крэйзи рашн фанни бой.
У него на днях рожденья
Образовывались семьи,
Перед мягким брачным ложем
Отъедаясь на убой.
Не забудет ни Воронеж,
Ни другие континенты,
Ни казённый дом «Форт Дикса»,
Ни «безбашенный» Нью-Йорк,
Как на нарах с дядей Сэмом
Он писал своё творенье,
А тому, кто позабудет,
Век свободы не видать.
31 мая 2016
© Валерия Коренная ↑ Наверх
Норику Евдаеву
Один говорил: "Хорошо быть с друзьями,
Сидеть за столом, попивать цинандали,
Армянский коньяк, абсолютную водку,
Еврейский форшмак, заливную селёдку,
При этом любить и друзей, и жену,
Незванных гостей и чужую страну,
А главное – можно сказать, что угодно,
Как будто сидишь не в Нью-Йорке, а в Гродно.
Другой отвечал, что армянский коньяк
Не ставят на стол, если рядом – форшмак,
Другими словами – еврей с армянином
Не станут друзьями, как таты – с грузином,
Как русский – с хохлом, как узбек – с прибалтийцем,
Как горский еврей – с азиатским убийцей,
Как Брежнев и Меир, как я и Нисанов,
Как стая собак и стадо баранов.
Жена одного, не вникая в игру,
Метала на стол, как севрюга – икру,
Свеколку с изюмом. Японские суши
Вообще улетели за милую душу,
Туда ж провалились фасоль с оливье,
Селёдка с кетчупом, пивко с «Рамбуйе»,
Конфеты с морковкой, картошка с капустой,
И было в желудке приятно и густо.
Один продолжал: "Ты не любишь всех горских!"
Другой отвечал: "Я – не Буба Касторский,
Чтоб всех полюбить. Но ты против евреев,
Уж если пошло на то, ты – против геев,
Да ты не хозяин, ты просто диктатор!"
А первый сказал: "Ты – вообще… аллигатор,
Всю жизнь ты решаешь армянский вопрос,
А нос твой… какой-то грузинский твой нос".
А гости смеялись, махая руками,
Потом уходили тихонько, дворами,
И знали, что вряд ли ещё пригласят,
Хотя оставалось тем сто пятьдесят.
Совсем не охвачены были: арабы,
Грузинские жёны и русские бабы,
Вожди всех времён, поцелуи взасос,
Остался открытым хохлятский вопрос.
Нам больше не видеть картин Бурлюка,
А Курманаевский забыт на века.
Мы плачем: нам больше не видеть друзей:
Один из них – горский, другой – не еврей.
Но всё-таки классно – любить и жену,
Незванных гостей и чужую страну,
Но главное – можно сказать, что угодно,
Как будто сидишь не в Нью-Йорке, а в Гродно.
29 декабря 1997
© Валерия Коренная ↑ Наверх